Благородный вор
Шрифт:
— Хорошо, — я налил сливки в стакан. Отпил чаю. — Готовься. Сегодня вечером пойдем вместе. Экипировка, пожалуй, второго разряда.
Рит просиял. Поклонился два раза.
— Какое прекрасное известие, господин. Я хорошенько заточу дааб. Еще возьму ножи, мои любимые. Два малайских криса, господин.
Он радостно убежал. Я смел все, что было на подносе. Потом вернулся к бумаге.
Отодвинул поднос. Взял листок. Прочитал, что там написано.
Итак, что тут у нас? Шифры написаны на канвовом печатном сорте бумаги. Предназначен для инженерных бюро.
Сейчас существует много всяких сортов. Александрийская или императорская, библейская, ватманская, веленевая, китайская, любская, печатная, слоновая, нотная.
Специальная атласная для типографий. Еще для конторских книг. Рижская для тетрадей. Мраморная для форзацев. Шагреневая или кожаная для переплетов книг.
Это плотная бумага. Если перетряхнуть весь город, можно найти, кто покупал. Кому продавали.
Но для этого надо обладать ресурсами полиции. А у меня сейчас их нет.
В расшифрованном тексте написано: «От Невидимого комитета. Срочно. Для акции направлены три группы. Московская, Петербургская и Екатеринбургская ячейки. Связь через Слесаря. Ориентировочная дата акции — 15 апреля. Через два варианта».
Видно, что писал кто-то другой. Деловитый и четкий. Это опасно. Ячейки и связи. Разветвленная сеть. Еще и связник некий Слесарь.
Но самое плохое — это дата. Осталось всего три дня. Надо шевелиться.
Я думал спать после расшифровки. Но, похоже, теперь отдохнуть не получится. Я вскочил и закричал Риту:
— Тащи сюда одежду! Я срочно ухожу!
Слуга прибежал с малайским клинком в руке. Острым и с извилистым лезвием. Рит точил нож.
Подготовка по второму разряду означала экипировку оружием. Только самым необходимым. По минимуму. Потому что есть небольшая угроза столкновения с врагом.
Третий разряд — легкая и приятная прогулка. Без оружия.
А вот первый — это высшая степень готовности. Надо вооружаться до зубов.
— Что случилось, господин? — спросил он. — Вы меня звали?
Я кивнул и показал на шкаф.
— Тащи одежду. Мне надо нанести пару визитов. И найди мне извозчика.
Рит уныло опустил плечи.
— Я же еще не подготовился, господин. Вы дали слишком мало времени.
Теперь я покачал головой.
— Нет. Ты оставайся дома и готовься. Я поеду сам. А вот вечером, когда я вернусь и переоденусь в одежду инженера, ты пойдешь со мной. Я буду делать себе другое лицо. Приготовь все принадлежности.
Рит кивнул и поклонился. Нож прижал к груди.
— Все будет готово, господин.
Через полчаса я вышел из дома. В однобортном костюме «визитка» с закругленными фалдами. Цвет черный в серую полосочку.
Под пиджаком белая рубашка на пуговицах со стоячим воротником. Брюки внизу расширены. Черный ленточный галстук.
На голове мягкая фетровая шляпа. Слегка старомодная. Ее называют «пушкинской». Похожа на ту, что носил поэт.
На ногах дорогущие лаковые полуботинки с острыми носками и высоким каблуком. Я и так не мог пожаловаться на рост, а теперь и вовсе стал каланча.
Но ради дела придется потерпеть. Я должен выглядеть с иголочки.
Я вышел через калитку. Сигнальные нити устанавливать не стал. Сейчас день, а не ночь. Кто к нам ворвется?
Повозка уже стояла возле ворот. Двухместный «фаэтон», чистенький, с черным кузовом и большими колесами. Запряжен «двойкой» ладных лошадок.
«Ванька» тоже не старик. Мужчина лет тридцати. Он курил папироску.
При виде меня приосанился.
— Здравия желаю, вашблагородь, — убрал папироску, щелкнул хлыстом. — Куда желаете прокатиться?
Я легко запрыгнул на сиденье.
— Купеческая управа. На Новой площади знаешь?
Извозчик нахмурился.
— Пашкин двор, что ли? А то как же, знамо. Держись крепче, вашблагородь. Вмиг долетим.
Я уселся поудобнее.
— Давай, давай. Двигай. Времени совсем нет.
«Ванька» взмахнул хлыстиком.
— Тогда поехали.
И вправду рванул с места. Я едва успел вцепиться в перила справа. Строго говоря, это не совсем фаэтон.
Обычно у такой повозки нет кучера. Пассажиры могут сами управлять лошадьми. От дождя и солнца защищает откидной складывающийся верх.
Это переделанный почтовый фургон. Английская конструкция, модель «Спайдер». Уже слегка покоцанный, произведен лет десять назад. У него рессоры для почтовых карет, усиленные.
Мы быстро помчались по улицам. Я хотел подготовиться к встрече. Но не успел. Через пять минут уже очутился на площади.
— Ну как, вашблагородь? — «ванька» ухмыльнулся в густые усы. — Резво приехали? Как и заказывали.
Я выпрямился и поправил шляпу. Выпрямил галстук. Легко спрыгнул на мостовую.
— Молодец, дружище, — ответил я. Извозчик удивился. — Ты скажи-ка, сегодня что делаешь? Покататься надо. Еще пару адресов. Смогешь?
Он кивнул. Достал папироску.
— Ежели платишь достойно, вашблагородь, то мы завсегда готовы.
Я развернулся на каблуках.
— Ну, вот и отлично. Деньгами не обижу. Жди меня. Скоро буду.
Сам отправился в управу. Тут раньше была Толкучка. То есть, Толкучий рынок.
Потом землю выкупил купец Пашков. Он сильно вложился в восстановление лавок после пожара 1812 года. В честь него место прозвали Пашков двор.
Сейчас тут размещалась московская купеческая управа. Длинные деревянные переходы рынка заменили на торговые галереи. Почти бизнес-центр.
Справа лавки. Несмотря на ранний час, полно народу. Слева здания управы и других заведений.
Выстроены в стиле московского ампира. Поздний классицизм. Белые портики с внушительными колоннами, ротондами и лепнинами. Кое-где конные скульптуры.
Я поднялся по ступенькам. Пробежал через колонны к дверям. Ворвался внутрь.
Внутри просторно. Обширный зал. Большие окна с арочными верхами. На высоком потолке люстра со множеством свечей.
Людей полно. Приказчиков и слуг. И самих купцов, дородных, с бородами, в дорогих нарядах. Кто-то разговаривал между собой, кто-то ругался и спорил. Видно, что деловая жизнь бьет ключом.