Благородный вор
Шрифт:
— Ну что же, — я кивнул. — Можно считать, что ты принят. Предварительно. Приходи завтра. Переулок Бусева, недалеко от Большой Никитской. Дом номер тридцать два. Ты только это. Постучи, но не заходи. Без спросу к нам нельзя. Капканы охотничьи закопаны. Понял?
Якунчик недоверчиво хмыкнул. Не поверил. Ну что же, это первая проверка. Если сунется, значит дурак. Все-таки.
— А теперь давай адреса, — я протянул руку.
Парень подумал и отдал клочок бумаги. Улыбаться перестал.
— Я приду, ваше благородие, — пообещал он. — Никакие капканы не остановят.
На этом мы расстались. Я сунул бумажку с адресами в карман. Если первый вариант не сработает, придется воспользоваться этим.
На первом этаже еще больше народу. Управа походила на биржу. Купцы проворачивали тут сделки на огромные суммы.
Я вышел на улицу. Огляделся. Ну, где там мой гонщик?
У лавок уже толпились покупатели. В основном, мещанский люд. Ремесленники и мелкие торговцы. Кто-то тащил поднос с напитками. Звонко кричал:
'Вот так квас — в самый раз!
Баварский со льдом — даром денег не берем!
Пробки рвет! Дым идет!
В нос шибает! В рот икает!'
Коробейник прошел мимо меня. Этот продает дорогой и штучный товар.
Одет в синий халат и сапоги из грубой кожи. Имеется официальная бляха с номером, разрешение на торговлю.
Квас у него со льдом. Заправляют сахарной патокой. Разных цветов. В основном, лимонный и малиновый. На закуску вареные груши.
Торговцы в серых халатах продавали товары дешевле. Старики и дети вообще торговали тряпьем и гнилыми фруктами.
Эх, купить что ли, квасу? Неподалеку остановился торговец мясом. Тоже разносчик. Только уже с тележкой.
Отрубает кусок прямо при покупателе. Взвешивает на весах с государственным клеймом. Так что тут не забалуешь. Впрочем, некоторые и тут умудрялись обвешивать.
Большинство, однако, честные. Такая торговля выгодная. Все что надо, это подъехать к барскому дому. Вызвать кухарку. Отвесить мяса. Продать, взять денежки и ехать дальше. К обеду уже свободен.
Рит тоже так и покупал мясо. Есть свой торговец. Проверенный.
Сейчас разносчиков тоже прилично. Тащат завтраки. Кормят торговцев.
Все можно купить. Выпить чай или квас. Съесть кисель, пирожок, баранки, любое другое лакомство.
Продавцы клюквы накладывали ягоды в деревянные чашки. Сверху мазали медом.
Кисель торговцы нарезали ломтями. Густой и гороховый. Поливали растительным маслом. Без какой-либо химии.
Блины продавали в вытянутых лотках. Лакомства лежали там стопками. Продавец сыпал его сахаром.
Я, кстати, еще не пробовал нынешнее мороженое. Его тоже продавали с рук. Продавцы таскали их в кадках со льдом.
В кадках жестяные банки, в каждой разные сорта мороженого. Сливочное, шоколадное, то есть с жженым сахаром, крем-брюле. В кадке тоже деревянные блюдца и ложки.
Ложкой мороженщик делал шарики. Совсем, как в двадцать первом веке. Хорошо еще, что не играл на палочке. Выкладывал на блюдце.
Покупатель тут же съедал лакомство. Отдавал блюдце обратно. Мороженщик вытирал блюдце полотенцем и прятал в кадку.
Просто восхитительно. Высший уровень гигиены. В двадцать первом веке покупатели от такого пришли бы в ужас. А здесь ничего, ели и нахваливали.
Теперь возле меня остановился продавец сбитня. Закричал скороговорку, глядя на меня:
— Вот сбитень! Вот горячий!
Всяк кушает его — и воин, и подьячий,
Лакей и скороход и весь честной народ!
Я кивнул.
— Уговорил. Дай мне отведать.
Разносчик ходил со здоровенным медным сосудом, вроде самовара. Продавал сбитень, напиток на основе меда и пряностей.
Сосуд он таскал в ватном чехле за спиной. Кран под левой рукой. На плече гирлянда из калачей и баранок. На поясе кушак с деревянными стаканчиками с толстым дном.
— Сию минуту, ваше благородие, — сбитенщик ловко налил сбитень в стакан, дал баранку. Подал мне с поклоном.
Я отдал ему две копейки. Выпил сбитень. Горячий и терпкий. Вкус меда и гвоздики. Неплохо.
— Ну как, барин? — спросил торговец. — Ядреный?
Я отдал ему стакан. Кивнул и вытер губы.
— Ядреный.
Мимо проехал водовоз. Телега с огромной деревянной цистерной. Пробежал угольщик, весь черный, как негр.
На углу зазывал точильщик со станком с большим точильным колесом. Он крутил колесо ножным приводом.
— А кому ножи, кому ножницы точить!
Грохот копыт. Торговцы и покупатели посторонились. Ко мне подлетел знакомый «фаэтон». Спереди сидел «ванька», дымящий папиросой.
— А вот и я, вашблагородь! Как лист перед травой!
Я запрыгнул на заднее сиденье.
— Давай обратно. На Бусевский переулок. Где взял, там и положи обратно.
Извозчик кивнул. Выплюнул папиросу. Свирепо хлобыстнул вожжами.
— Сделаем, вашблагородь!
Рванул с места. Впереди как раз шел старьевщик.
— Старье, тряпки, мех, штофы продать! — кричал он.
Старьевщики сейчас типа утилизаторов. Собирают всю рухлядь. Продают оптовикам. А те уже перепродают конкретным покупателям. Портным на заплатки. Дерево — плотникам. Подошва и кожа — сапожникам. Все идет в дело.
Мы чуть не сбили его с ног. Мужик еле успел отскочить в сторону. Выругался нам вслед.
Извозчик и ухом не повел. Мы помчались дальше по улице. Как будто на пожар.
Очутились на месте через пять минут. Если еще не быстрее. Чтобы шляпа не слетела, я придерживал ее рукой.