БЛАТНОЙ
Шрифт:
— Князь, - сказал я.
– Вот уж не думал, что встречу здесь вас! Вы - человек нежный… Зачем вам эта наша подпольная суета?
— Вы, бесспорно, правы, голубчик, - улыбнулся князь и посмотрел на меня сверху вниз, с высоты великолепного своего двухметрового роста.
– Но ведь не могу же я, согласитесь, нарушать фамильные традиции! На Руси, сколько я знаю, не было ни одного более или менее пристойного подполья, в котором бы не участвовали мои предки… Так что «суетный» этот путь завещан мне издревле. Но, конечно, - тут же добавил он, - лепта моя здесь невелика… Я ведь уже не боец - не те года. Я всего лишь скромный статист:
«Какие еще, черт возьми, протоколы?» - вскользь подумал я, но сейчас же забыл об этом, отвлекся, заговорил с другими.
Один из них Борода (таково было прозвище этого человека, к нему никто иначе не обращался, и я буду его называть так же) был уже в немалых летах. Шишковатый, стриженый его череп, брови и борода - все было сплошь осыпано сединою. Однако выглядел он еще весьма крепким. В его повадке, в манере держаться и говорить отчетливо угадывался кадровый военный… Как я вскоре выяснил, Борода служил в годы войны в артиллерии, имел чин полковника. Где-то на юге был ранен, попал в плен. Затем переметнулся к Власову и пробыл во власовских войсках до самого конца войны - до того момента, когда англичане вновь передали его советским властям.
Его товарищ - бывший балтийский моряк, зенитчик, старшина орудийного расчета - никогда ни в каком плену не бывал, честно отслужил всю войну на флоте, был дважды ранен и четырежды награжден, и тем не менее он также не уберегся от тюрьмы. Накануне Дня Победы он был арестован по доносу за антисоветские настроения и получил такой же в точности срок, что и полковник. Закон их таким образом уравнял, а суровая арестантская судьба свела и сблизила.
В лагере они были неразлучны: работали в одной бригаде, ходили всегда вместе. И здесь, на собрании, они тоже сидели бок о бок: седой приземистый Борода и огромный неразговорчивый парень (звали его Витя) с выпуклой костистой грудью, по-обезьяньи длинными руками и непомерно маленькой головой.
Здороваясь со мной, Витя усмехнулся, оскалив крупные, плоские, голубоватые зубы, и молча стиснул мне руку - так, что у меня на мгновение потемнело в глазах.
Борода же осмотрел меня, окинул оценивающим взглядом и затем сказал, косясь на Левицкого:
— Так вот он каков, этот Махно!
— Почему - Махно?
– удивился я.
— Ну, как же, - прищурился Борода, - ваши роли сходятся… Неужто вы не чувствуете? Вы сейчас выступаете в том же качестве, что и батька Махно, когда он еще ладил с большевиками! В штабе южного фронта Махно представлял своих бандитов так же, в сущности, как и вы сейчас в нашем штабе свою шпану.
— Пожалуй, - согласился Левицкий, - разница только в масштабах…
— Зато пропорции те же, - быстро ответил Борода, - соотношение сил примерно одинаковое.
Он помедлил, прикуривая. И потом, разбивая рукою дым:
— Кстати, о соотношении сил… Не пора ли нам перейти к делу? Нерешенных вопросов множество, а время ведь не ждет. Надо окончательно и точно распределить участки; тут у нас постоянно какая-то путаница… Но это после. А сейчас - в связи с появлением нового товарища…
— Батьки Махно, - хохотнул кто-то.
— Погодите, - сказал я.
– Все-таки, друзья мои, я не Махно. Прежде всего потому, что у блатных - в отличие от махновцев - нет и не было никаких атаманов. Ну и вообще… Как-то неловко. Меня же никто не уполномачивал.
— Атаманов у вас, может, и нет, - перебил меня Сергей Иванович, - но все же имеется какое-то руководство, некий высший совет… Ведь так?
— Так, - согласился я.
— И вы, как я понимаю, - оттуда?
— Н-ну, допустим… В какой-то мере.
— Не скромничай, мой милый, - похлопал меня по плечу Левицкий, - не прибедняйся. И помни: никаких особых полномочий в данном случае не требуется. Просто наш комитет решил войти в контакт с уголовниками. И собрались мы здесь для того, чтобы с тобой познакомиться, спросить тебя кое о чем. И заодно - разъяснить ситуацию.
— Так разъясните, - сказал я.
– Каковы конкретно ваши цели? Сколько вас? На что вы рассчитываете?
— Ну, цель у нас одна, - заговорил негромко Левицкий. И в этот момент внезапно поднялся Витя.
— Стоп, - сказал он (у него оказался низкий, глуховатый, с надсадною хрипотцою голос), - повремени!
— Что такое?
– недоуменно поворотился к нему Левицкий.
— Ты вот начал - о наших целях… Начистоту… А надо ли?
– Витя повел в мою сторону бровью.
– Ты за него ручаешься? Твердо ручаешься?
— Ах, вот в чем дело, - сказал Левицкий и улыбнулся скупо.
– Не беспокойся. Тут все чисто. Он уже давно под нашим наблюдением. Просвечен насквозь - как под рентгеном!
«Ай да Костя, ай да безобидный фрайер, - подумал я.
– Вот они каковы эти ценители поэзии! Я-то, дурак, полагал, что их стихи мои интересуют, а они, оказывается, меня просто-напросто проверяли, просвечивали… Ну, ловкачи!»
— Что ж, коли так, - пробормотал, замявшись, Витя.
— Да садись ты, - досадливо и нетерпеливо дернул его за рукав Борода, - не маячь. И вообще никогда не выскакивай без толку!
Морячок послушно сел, подался в угол. Левицкий проговорил, твердо глядя мне в глаза:
— Да, да, дружище. Не удивляйся. Конечно, мы тебя проверяли - и еще как! Но ведь ты же сам знаком с правилами конспирации - должен понимать… Тем более что речь идет о таком деле.
То, что я услышал затем, повергло меня в немалое удивление. Подпольная повстанческая организация, как оказалось, действовала на пятьсот третьей стройке уже довольно давно и охватывала все почти местные лагпункты. Мало того, связанные с сопротивлением люди имелись в Игарке и даже в далеком Норильске. Где-то там, на Крайнем Севере, находился и центральный штаб. Восстание должно было подняться одновременно во всех концах трассы по сигналу, данному с воли. Для этой цели существовали специальные «вольные» связные, особо законспирированные, набранные из числа ссыльнопоселенцев, которые в здешних краях обитали во множестве. Они держали постоянный контакт с центром заговора и обеспечивали периферию необходимой информацией, а иногда даже и оружием.
— Вот так, - сказал в заключение Левицкий, - такова общая картина. Конечно -вкратце, в основных чертах… Но ведь детали, я надеюсь, тебе и не надобны?
— Разумеется, - ответил я.
– Зачем они мне? Одно только непонятно: почему центр расположен так далеко? Это же осложняет…
— Да просто потому, что конечная наша цель -захват Норильской радиостанции, - медленно, веско выговорил Левицкий.
– Прорвемся в эфир, свяжемся с Америкой, с Западом…
— Вы думаете, что вас кто-нибудь поддержит?
– улыбнулся я.
– Эх, братцы… Очевидно, вы незнакомы с историей лагерей.