БЛАТНОЙ
Шрифт:
— В том подвале есть котельная. Понимаешь? Пришлось, его в топку бросить, чтоб никаких следов…
— О, черт возьми, - проговорил я, содрогаясь.
– О, черт, что за проклятый мир? Куда я попал? Теперь и Хасана эта участь ждет… Да плевать на все его подлости!
— Не психуй, - жестко сказала Марго и рывком загасила о стол сигарету.
– Об этом раньше надо было думать. Ты ведь сам все затеял! И участь свою выбрал сам. Кого ж теперь винить?
— Да, да, ты права.
Я почувствовал вдруг усталость, отчаянную и
Что- то случилось со мною, что-то во мне словно бы надорвалось. Так бывает с туго натянутыми струнами; одно неосторожное движение -и волокна лопаются, звеня.
— Я устал, - сказал я спотыкающимся, тягучим, сонным голосом, - я страшно устал! И вообще, я не знаю, как мне жить дальше… Не знаю… Во всяком случае, так, как сейчас, я жить не могу! Ты понимаешь меня, Королева?
— Понимаю, - ответила она и неожиданно мягко, тепло, почти по-матерински погладила меня по голове.
– Понимаю теперь, какой ты есть…
— Это какой же?
– самолюбиво дернулся я.
— Ну, ну, не ершись, - сказала она, продолжая поглаживать меня, ворошить мои волосы, - не дергайся попусту! Ты, конечно, мужик, стоящий мужик - это я еще ночью поняла… Для постели ты годишься, а до дела пока еще не дозрел. Есть в тебе эдакая червоточина, как и в этой дуре моей, в Алтыне. Интеллигентность вас губит, вот в чем вся суть! Добренькими хотите быть… А в нашем мире на таких - на добреньких - воду возят. Доброта - как навоз, ею землю удобряют… Ты вот пожалел сейчас Хасана, а он тебя не пожалел бы, нипочем бы не пожалел! И прав был бы по-своему; он старая сволочь, он знает жизнь. А тебя учить еще надо.
Она легонько сжала пальцы и корябнула мне голову, уколола остриями ногтей.
— Ах, еще тебя много воспитывать надо. Всему учить - и делам и любви.
— Но ты ж только что сказала, что для любви я гожусь…
— В общем, да, - усмехнулась она, - талант имеется. А вот выучки пока маловато, ты еще простоват, неопытен. Тонкостей не понимаешь. Ну, ничего, я за тебя возьмусь! Главное, чтоб сила была, остальное приложится.
Так мы долго с ней беседовали. И постепенно я угрелся, отмяк. Волна отчаяния, захлестнувшая меня, опала; стало легче дышать. И я сказал погодя:
— Налей-ка, милая, водочки!
— Вот это другой разговор, - согласно кивнула Марго, - это правильно.
Она быстро собрала на стол, наполнила стопки и затем, поднимая свою, сказала:
— Ну, бывай здоров!
– и тут же прищурилась пытливо.
– Кстати, как ты себя чувствуешь? Как твой грипп?
— Ты знаешь, - медленно, удивленно проговорил я, - а ведь он, по-моему, прошел.
Грипп и действительно прошел! Сказалась, вероятно, та нервная встряска, которую я нынче днем получил; она явилась лучшим лекарством.
— Шумный
– вздохнул я и выпил водку и покосился на разбитое окно; за ним уже клубился вечер, густела и реяла синяя тьма.
Где- то там, в наплывающей ветреной темени, шла сейчас погоня за Хасаном… И словно бы отзываясь на эту мою мысль, глухо вскрикнула и застонала во сне Алтына.
Она лежала, разметав руки, дыша неровно и трудно. Брови ее были сведены. Под глазами плавились тени. Две морщинки - две горькие трещинки - обозначились в углах запухшего рта.
— Разбуди ее, Марго, - сказал я.
– Пускай выпьет с нами.
— Она не пьет, - отмахнулась Марго.
— Совсем не пьет?
— Ни капли. Она же марафетчица! Курит план… Ну, еще и колется иногда… Она и сейчас под марафетом. Я ей снотворное дала - тройную дозу - пусть отлежится, успокоится.
— А ведь хорошая баба, - сказал я, разглядывая спящую, - молодая еще… жалко.
— Баба!
– Марго поджала губы.
– Была когда-то бабой… А теперь одно только название. Одна видимость. Декорация, как в театре. Понимаешь?
— Не очень… Объясни.
— Ей операцию делали, - понизив голос, уточнила Марго, - вырезали всё, подчистую.
— Как же это с ней стряслось?
— Ну, чудак. Была больная - и запустила… Неужто не ясно? Слава Богу, попалась мне вовремя. Я подобрала ее, помню, в сарае, в грязи; она совсем плохая была, уже и ходить не могла.
— Не надо, не надо, - забормотала вдруг Алтына. Умолкла на миг и потом сказала тоненько: - Встретимся в порту.
— Ленинград, наверное, вспомнила, - оглянулась на нее Марго, - родину свою… Она, между прочим, из культурной семьи. Отец у нее известный питерский профессор!
Так узнал я историю грозненской проститутки - Алтыны.
Все началось с марафета.
Впервые она попробовала анашу, когда ей исполнилось шестнадцать лет. В тот год Алтына (тогда ее звали Светланой) приехала из Ленинграда в Ялту, в гости к родственнице своей, к престарелой тетке.
Слоняясь целыми днями по городу, по знойным черноморским пляжам, она вскоре познакомилась с местной уличною шпаной и сдружилась с нею. Стала бывать в притонах. И вот там-то ее научили курить. Ее быстро и многому там обучили…
Старая тетка ее (между прочим, заслуженный педагог, орденоносец, директор районной школы-десятилетки) не заметила в девчонке никаких перемен. Она вообще ничего не замечала до тех пор, покуда не стряслась беда… Светлана исчезла, скрылась из дому и не вернулась больше. Ее сманил и увез с собою одесский уркаган Серега Зверь.
Он гастролировал тем летом в Крыму и случайно - мимоходом зашел в одну из ялтинских портовых малин. Увидел там Светлану. Влюбился в нее. И уже не выпустил из когтей.