Блаженны миротворцы
Шрифт:
На Гелиору они среагировали, как на женщину и как на кошку сразу. Я так и понял: им хочется со страшной силой причитать: «Хорошая, хорошая кисонька!» — и угощать её так, чтобы она хоть кусочек съела. Одна беда — местное угощение, большей частью, на неё особого впечатления не произвело. Она благодарила душевно, но, конечно, не откусила ни кусочка.
А вот нечего совать ксеноморфу печенье и шоколад, когда у него организм заточен под питание полужидкой пищей!
Но, с другой стороны, Гелиора успокоилась. И, когда ей придвинули кресло, уселась туда, поджав ноги, очень
— Я всегда была уверена, — говорит, — люди и чиеолийцы, в принципе, могут жить мирно. Это — счастье.
А у людей морды расплывались сами собой. Но Гелиора уже знала, что это — позитивная мимика у нас, приматов. Не нервничала.
Я, первым делом, рассказал про Гедон. Про эту их мерзкую лабораторию и программу «Очищающее пламя». И с удовольствием пронаблюдал, как О-Тэлл переглянулся с подругой, отшвырнул за спину косу и схватился за эфес меча, Кехотч щёлкнул жвалами и выпустил капельку яда, у Нои и Ау шерсть встала дыбом до самого крестца и клыки открылись до дёсен, а люди сжали кулаки и сказали о Гедоне и его жителях много тёплых слов. И я точно знал: эта информация хорошо распространится, через Базар — да и просто сарафанное радио местное.
В общем, если мейнцы в тот момент и не объявили Гедону войну, то взяли его на заметку, как источник крайне подходящей добычи. А такое дело означает, что с колониями в космосе гедонцам, похоже, придётся проститься.
Я рассказал и о судьбе Гелиоры. Не стал распространяться, только и упомянул, что гедонцы убили всю её семью, а её саму собирались выпотрошить с научными целями. И Снурри галантнейшим образом прижал руку Гелиоры к губам — она даже удивиться не успела — и провозгласил, что лично вывернет наизнанку любого гада, который ради сомнительной цели убивает и калечит беззащитных гражданских.
И ведь какая она умница! Она же догадалась, что Снурри не собирается её кусать! Её инстинкт велел бояться существ с зубами, особенно когда они подносят тебя ко рту — но тут она даже не дрогнула. Только посмотрела на меня вопросительно.
— Это он выказывает уважение, — говорю. — Это у нас, у людей, очень вежливо. Так мужчины поступают с женщинами… но только уважение, ты не подумай.
И тогда она набралась храбрости и взяла меня за руку.
— Капитан, — говорит, — я так рада! Знаешь, я никогда не думала, что буду чувствовать себя среди людей, как дома. Я обязательно, обязательно расскажу в своём мире о вашем, о том, как тут уживаются существа с самой разной физиологией и потребностями, — и повернулась к Снурри. — У вас в мире — очаровательные обычаи. Это очень трогательно.
И Снурри сказал, изнемогая от собственной любезности:
— Гелиора, дорогая, у вашего народа теперь есть союзники. И мы вашим гедонцам ещё покажем, как в аду прохладно!
Этого, про ад, она, по-моему, не поняла, но о смысле догадалась. А я, когда услышал про физиологию и потребности, кое-что вспомнил.
— Ребята, — говорю, — такое дело… В общем, нужны пчёлы. Живые.
На минуточку стало тихо. И я в этой тишине говорю:
— Чиеолийцы
Народ слегка потерял дар речи.
Шиянин Эльдар очухался первый, поднял брови домиком и сказал Гелиоре:
— Сударыня, уверяю вас, любой из нас готов на всё ради вашего удовольствия… Но найти на Мейне пчёл — это задача почти не выполнимая.
Кое-кто закивал. Но Крейн, мой соотечественник и толковый парень, возмутился.
— Вы, — говорит, — дорогая, не слушайте этого островитянина, он болван. Надо пчёл — будут пчёлы, пустяки какие. Вот сейчас с Базаром свяжемся и выясним, кто у нас держит пчёл, чем он их тут кормит, и нельзя ли у него купить… как бы… стайку. Или… как оно называется… рой.
Гелиора удивилась.
— Стайку? Рой?
А Крейн с широким жестом сказал, что мелочиться тут не привыкли. И какой смысл в одной пчеле — он не понимает.
И тогда у меня впервые появилась мысль, что мы, похоже, и впрямь что-то недопоняли. Но стая уже видела цель, верила в себя — и ринулась на поиски пчёл, будто это было радиоактивное месторождение на необитаемой планете.
Гелиора растрогалась, защебетала, что не ожидала такой доброты, щедрости и всеобщей готовности прийти на помощь — и этим, конечно, распалила орлов ещё больше. И за полчаса, самое большое, они ей нашли адрес через Базар.
Отозвался немолодой лавиец. У него был целый сад на искусственном грунте, а в саду жили живые пчёлы. И их хозяин очень охотно согласился продать одну колонию и даже рассказать, как за ней ходить, чтобы пчёлам хорошо жилось в суровых мейнских условиях.
Но Гелиора не пришла в восторг. Отвела меня в сторонку и спрашивает:
— Послушай, капитан, а почему, всё же, этот добрый человек сказал «колония»?
— Ну как, — говорю. — Пчёлы — они живут колониями.
— Удивительно, — говорит. — А много их в колонии?
— Да не знаю, — говорю. — Может, тысяча штук, может, десять тысяч — как-то так. Хочешь, давай этого мужика спросим, он точно скажет — его же пчёлы.
Она расширила глаза поражённо.
— Десять тысяч?! Посредников?! Капитан, милый, я очень ценю то, что ты хочешь сделать, но мне уже страшно. Где же мы будем их держать? Чем кормить? У нас в посёлке геологов на пятьсот профессионалов жило восемьдесят Посредников. Десяти тысяч хватит, чтобы прокормить небольшой город — а ты, мой добрый друг, хочешь всех их отдать мне одной?!
Я только вздохнул.
— Знаешь, что? — говорю. — По-моему, ваши Посредники — это другие звери.
Гелиора кивнула по-человечески:
— По-моему, тоже.
Ребята прислушались к нашему разговору, и Крейн попросил лавийца показать даме живую пчелу. Для полной ясности.
Лавиец отошёл минут на пять, а когда вернулся, принёс к монитору пяток пчёл в прозрачной баночке. Гелиора смотрела, расширив глаза, а он одну пчелу достал двумя пальцами, очень ловко, чтобы не цапнула, и поднёс к самой камере.