Блаженство по Августину
Шрифт:
«В течение времен мы ищем настоящее и не находим его. Потому что безо всякого промежутка совершается переход от будущего к прошедшему».
В шестьдесят календарных лет епископ ни много ни мало не претерпевал жалких ощущений дряхлого немощного старца, изможденного годами и болезненными
Человеческие минуты, часы, годы непочтительно, не прощаясь, скоропостижно уходят, а почтенный возраст задерживается, длится вовсе не для того, чтобы налагать на пожилого человека невыносимое изнурительное ярмо старческих болезней, хворей, недугов, скорбей и немощей. Образ смертного будущего, как ни крути. Пускай иному старику-долгожителю самоубийственно мнится, будто ему ничего не остается делать, кроме как самостоятельно завернуться в саван и медленно ползти на кладбище, чтобы не утруждать окружающих. Другой же пережиток прошлого окаянно вымаливает у Бога последние вздохи, судорожно цепляясь скрюченными подагрой пальцами за собственную душу, не позволяя ей покидать плоти, отжившей свое.
Обе подобные нелепости пусть далеки будут от ума человека мыслящего! Даже душа, тягостно умирающая в Адаме, легко оживает во Христе.
Кому хватает здравого смысла предпочесть разумную душу телу, у того плоть следует за духом, вживе отдаляющим тление и старение. Вот почему епископ Аврелий не оставлял воинских упражнений и верховой езды.
Как и прежде сопутствуют ему и соучаствуют в физической культуре, располагаясь поодаль от военной гавани на пустынном побережье Африканского моря, доктор Эллидий и центурион Ихтис.
Погибшего диакона Турдетана епископ час от часу поминаeт добрым словом и заупокойной молитвой. И ко всем его заместителям, местоблюстителям у своей, что называется, пресвятейшей особы не слишком благорасположен. За это он себя частенько укорял. Но что тут с собой поделаешь? Видимо, по-другому не мог, не хотел в невольной, въявь незаслуженной неприязни к ближним причетникам.
Сейчас вот он тоже не может припомнить имен двух новых дуботолков, опять из отпущенников, каких ему на днях благонамеренно приставил в охранение отец Поссидий. Присматривают за лошадьми, отгоняют дубинками нежеланных посторонних? Ну и Бог с ними, коли грех рукоприкладства предваряет заслугу бодрого долголетия у патрона…
Наяву явление благочестия. Потому как прежние причетники рукоположены во священство, нынче отправляют пастырскую службу в монастырях и церквях, поднатаскавшись с большего в священных писаниях и богослужении. Зато ближайший диакон Гераклий ни в какую не соглашается принять сан пресвитера, человек-упрямец. Говорит насмешливо, ему-де в причетниках хорошо, если мелкие умом новоявленные пастыри плодятся и множатся поскорее овец, отчего скот телом мельчает в подобии, слабеет и вырождается.
За то насмешник принимает муку мученическую от Ихтиса в упражнениях с кавалерийским мечом, усиливающих телесную крепость. Не хочешь держать в руках тяжкий пастырский посох, мил человек? Так носи длинный кинжал на поясе, так же востребующий неутомимой практики в закреплении навыков самообороны и защиты правого дела.
Блаженны миротворцы, нареченные сынами Божьими, приносящие меч Христов и праведное умиротворение. Коль скоро соглашаешься со словами учителя, то и потрудись в благорасположенном воинском искусстве, укрепляющем тело и дух, ученик и сын мой…
«Мир несправедливых по сравнению с миром праведных не может и называться миром, это ясно тому, кто умеет предпочитать правое неправому и упорядоченное превратному. Ведь и то, что превратно, в какой-нибудь части, какою-нибудь и с какою-нибудь частью чего-либо, в чем находится или из чего состоит, непременно умиротворено».
В прошлом году гиппонский пастырь тождественно умиротворился обустройством водопровода и воздушного обогрева в его жилище. На том настоял отец Поссидий, и епископ ему не возражал. Благо ту осеннюю перестройку он выдержал, пережил вдали от домашних пертурбаций в длительной поездке по провинции, вплотную занявшись разоблачением, опровержением и противоборством пелагианской ереси.
Тепло в доме — величайшая вещь, если охладевшая с возрастом кровь не очень-то обогревает все-таки старящееся тело на седьмом десятке урожденных лет. Как ни кутайся в теплые многослойные одежды, ни жмись к жаровне, стилус закоченевшими пальцами не удержать, мысли словно застывают. Спину и плечи противно знобит, едва закончишь писать и встанешь, чтобы размяться и разогреться. Господи Боже мой!
Только язычник Аристотель мог утверждать, будто мозг есть большая железа, служащая охлаждению тела. Чему, дескать, свидетельствует слизь из носа как будто мозговое выделение. Наверное, голова и мозги у него были устроены не так, как у обычных людей. Уж верно не по-христиански, насколько уверен наш ученейший Эллидий…
К словам медикуса Эллидия епископ прислушивался, доверял его обширным врачебным познаниям. И полностью с ним соглашался в том, что реальные натурфилософские и физиологические знания нисколько не могут противоречить правильно понимаемому христианскому вероучению.
«Все, чего только могли бы сказать физики о природе вещей на основании верных доводов, все это, как можем мы показать, не противно нашим писаниям».
Ибо подлинная физическая наука и праведная религия Бога истинного друг друга дополняют, взаимообогащая для вящего общественного блага.
Показательно: этим летом, когда в гражданской общине Гиппона, не разбирая сословия и достояния, вдруг грянула свирепая моровая зараза, по морю завезенная из Картага, куда она прибыла из парфянского Ктесифона, доктор Эллидий Милькар ей со всей решительностью воспротивился. Убедил в том епископа Аврелия Августина, а с его красноречивым авторитетным содействием добился того, чтобы коллеги магистраты наглухо на месяц закрыли порт для въезда-выезда и посуху категорически прекратили доступ в город подозрительным приезжим, пришлым бродягам из дальних краев.
— Никому и никуда не бежать, не то еще хуже будет, — пригрозил черным посохом епископ непослушной пастве, ни на «u», у-у не смыслящей в натурфилософии и в либеральном искусстве врачевания. — Покорно и смиренно принимайте неминуемое бедствие, коли прародители против повеления Бога согрешили и всю природу мира запятнали грехопадением…
Грозному пастырю городские нобили и плебс вообще-то вняли. И чрезвычайные средства, предписанные медикусом Эллидием, приняли к частному сведению и кое-как к исполнению.