Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
Его словно заклинило от переживания.
Я вспомнил, что на втором плоту было больше всего и людей, и гибберлингов. Наряду с «ростком» сплавщиков, там плыли то ли какие-то паломники с их поселения с Ингоса, то ли кто-то в этом роде. А самое интересное, что по бортам установили нечто вроде ограды из высоких овальных щитов. Наверняка, плывшие там подумывали, что защитили себя лучше остальных.
Но ничего не помогло. И я уверен, что из-за этой мнимой защищённости ворожеи на утёсе потому выбрали именно этот плот
— Никогда не видел, чтобы так разрывало дерево! — сказал второй из гибберлингов, глядевший на остатки плота.
Брёвна плыли вдоль утёса, изредка зацепляясь друг за друга.
— Кто там был? Быстроногие?
— Да, братья Быстроногие, — вздохнул старший. — И… эх-эх-эх, как в глаза смотреть-то соплеменникам?
Я всё ещё глядел, как нас догоняет последний плот. Бой закончился и там.
Вот вам и круги от брошенного в воду камня, — мелькнуло в голове выражение Стержнева.
Раж от боя ещё не прошёл, сердце в груди бешено колотилось. Мы, наконец, обогнули утёс и стали удаляться дальше на север, вслед за первым плотом.
Я сбросил в воду останки водяников, и устало присел под навесом.
Не смотря на весь драматизм ситуации, разум не переставал вглядываться в открывающиеся пейзажи, то восхищёно отмечая их некоторое великолепие, то хмуро озираясь в поисках водяников среди темного хвойного леса, казавшегося тут особо опасным. Русло Вертыша стало чуть уже, а склоны более пологими и мрачными. Но уже через несколько вёрст скалы отступили, но, правда, только от восточного берега.
Где-то к полудню наши плоты сгрудились в кучу и пристали к берегу.
Видно было, что меньше всего пострадали те, которые плыли первыми. На них, можно сказать, практически не успели напасть.
— Такого ещё никогда не было! — возмущенно говорил один из стражников. — Я сопровождаю груз не первый год, но чтобы столько водяников бросились на плоты — вижу впервые!
— Прямо война, — добавил второй.
Подошёл кое-кто из семейки Волглых.
— Зря мы тут пристали, — сердито топорща усы, сказал гибберлинг. — Недобрые это места.
— Чего это? — люди огляделись.
— Просто недобрые. Истории всякие ходят.
Гибберлинг выглядел весьма сердитым. Я даже кожей ощутил исходящие от него отрицательные эманации.
— А что по-твоему лучше, на восточном берегу ночёвку устроить? Водяники, небось, итак за нами из леса следят. Только заснём, сразу реку переплывут и набросятся…
Гибберлинг злобно прорычал. Из всего я различил только, что водяники — редкостные… «пакостники».
— Да брось ты! — послышалось справа. — Тут подводные течения такие быстрые, что не всякий рискнёт переплывать. Даже водяник.
Воздух тут был заметно холоднее, чем до Старого утёса. Помню, как кто-то говорил, что
Кое-где насобирав дров, люди попытались организовать костёр. После небольшого ужина разбились по группкам в чередовании дежурств.
Мне и ещё двоим, выпало в начале. Отстояв свою смену, но так ничего подозрительного не обнаружив, мы легли отдыхать, полагаясь на следующую группу. Правда, на всякий случай я спал с клинками под боком.
Сон был тревожным. Я проваливался в темноту, через какое-то время резко просыпался, оглядываясь по сторонам, а потом снова проваливался. Лишь под утро уставший разум погрузился в глубокий сон без сновидений.
Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо.
— Уже утро, — сказал хриплый голос.
Голова была тяжёлой, чувствовалось, что я совсем не выспался. Кроме того, ещё и тело замёрзло.
С трудом поднявшись, я поглядел на поднимающийся бледно-жёлтый диск солнца. Сегодня Длинный Вертыш казался более спокойным и не таким тёмным.
Подойдя к берегу и наскоро умывшись ледяной водой (взбодрило почище хорошей драки), я открыл свою котомку и достал сало, пару подмёрзших пирогов и стал есть.
Только теперь заметил, что в нашем стане царило некоторое оживление: оказывается искали какого-то Фёдора.
— Как в воду канул! — возмущался один лысый толстяк. — Кто его последний видел?
Пауза. Все вспоминают, думают.
— Кажется, я, — подал голос один из стражников.
— Где?
— По-моему, он отошёл вон к тому камню поссать. Потом… не помню, я дремал.
Толпа бросилась в указанном направлении. Несколько минут люди ходили вдоль берега, заглядывая под камни и кусты.
— У меня пусто, — слышались крики. — Никого нет! У меня тоже!
И тут:
— Есть! Сюда!
Я перестал резать сало и встал. Любопытство позвало пойти посмотреть.
На небольшой насыпи на камнях виднелись темно-бурые пятна чего-то похожего на кровь. Я прошёл сквозь толпу и присел на корточки.
Поколупав ногтём замерзшее пятно, я попробовал его на язык. Солоноватое…
— Ну что? — брезгливо морщась, спросил лысый.
— Кровь.
Люди зашептались, круча головой во все стороны, словно ожидая очередного нападения водяников.
— Я ж говорил, что место дурное! — подошёл гибберлинг. — Уходить надо. И чем быстрее, тем лучше.
Все молча, засобирались в путь, заново распределившись по плотам. И уже через четверть часа мы отплыли.
9
Гравстейн находился на западном берегу. Встречал он нас весьма отвратительной погодой. Уже к вечеру поднялась такая метель, что дальше, чем на десяток шагов ничего не увидеть. Плотогоны действовали больше по наитию, но при этом весьма умело.