Бледные короли и принцы
Шрифт:
Мы шли молча, держась за руки. Было холодно, Сьюзен подняла рыжий воротник своей серебристой лисьей шубки. Совершенно невероятным образом смесь аромата духов, вид меха и морозный воздух делал Сьюзен еще более очаровательной.
В «Харвесте» было шумно и тепло. Бар слева заполнили жаждущие новых встреч и знакомств. Из кабинетика у стены нам замахала рукой сногсшибательная блондинка в широкополой серой фетровой шляпе и пальто в черно-белую клетку, наброшенном на плечи.
— Это Пэтти, — сказала Сьюзен.
— Вижу.
Мы
— Милый друг? — спросила Пэтти.
— Очень обаятелен, не правда ли?
— Hunkus [8] Americanus, — согласилась Пэтти и, вскинув голову, посмотрела на меня из-под длинных ресниц. — Правда, немного жутковат.
— Это из-за стального блеска моих голубых глаз. Тут уж ничего не поделаешь, — пояснил я.
Ужин прошел легко и незаметно. Мои дамы дружили между собой давно и легко находили общие темы для разговора, оставляя меня большую часть времени на периферии своего внимания, что меня вполне устраивало.
8
Hunky — настоящий, здоровый (разг.).
— Столько лет мечтала о встрече с вами, — проговорила Пэтти, беря счет, когда с ужином было покончено. — В честь такого события позвольте заплатить мне.
Мы вышли из «Харвеста».
— Забирай его, — уже на улице сказала Сьюзен, прижав Пэтти к себе и лукаво глядя на меня. — Счастлива, что наконец-то с ним познакомилась.
— Ему тоже было очень приятно, — очаровательно улыбнулся я.
— А он гораздо более смирный, чем я предполагала.
— Да, он такой, — скосила на меня смеющиеся глаза Сьюзен.
Пэтти села в свою машину, а мы с Сьюзен, снова взявшись за руки, медленно направились через Гарвард-сквер. В морозном воздухе наше дыхание повисало облачками тумана. В укромной нише арки на площади какой-то парень что-то пел в микрофон и подыгрывал себе на гитаре. Футляр от гитары лежал раскрытым у него в ногах рядом с динамиком, кто-то уже бросил в него несколько монет.
— Ты гораздо более смирный, чем я предполагала, — сказала Сьюзен.
— Знаю, поэтому и приехал домой.
— А дом для нас — это мы, да?
— В Уитоне плохо, — сказал я.
Сьюзен молчала.
— Там женщина, у которой сначала убили мужа, а через несколько дней и сына.
— И всему причиной наркотики?
— Возможно. А еще, кажется, и я.
— Как это?
— А вот так. Суя свой нос в каждую дырку, вынюхивая, расспрашивая, наблюдая, преследуя...
— И?
— Мужем женщины был шеф полиции.
— Роджерс, — сказала Сьюзен. Может, она и теряла ключи каждый месяц, но то, что касалось людей, оставалось в ее памяти навсегда.
— Да.
На перекрестке Братл-стрит и Массачусетс-авеню все еще работал газетный киоск. Мы свернули на Массачусетс-авеню.
— В Мэне он загрузился кокаином, а ты угнал его машину, — продолжила за меня Сьюзен.
— Да.
— А потом отправился к нему для откровенного разговора.
— Да. Он наставил на меня пистолет. Его мать забрала у него оружие, и это оказался кольт сорок первого калибра, того самого калибра, из которого был застрелен его отец.
— Ого!
— Я спросил парнишку, где он его взял, но тот ни в какую не хотел говорить. Мы нажали на него, и тогда он признался, что пистолет ему дал Эстэва.
— Зачем Эстэве это было нужно?
— Не знаю, — покачал я головой. — Пистолет и четыре патрона из него я отдал в полицию штата, попросив провести баллистическую экспертизу, но не сказал, где его взял.
— Они согласились?
— Были вынуждены, — ответил я. — А потом до меня дошло, что Брет — это все, что я имею против Эстэвы. Единственная зацепка. И если Эстэва узнает, что Брет рассказал о пистолете...
— Зачем Брету рассказывать ему об этом?
— Паренек был туповат. И привязан к Эстэве. Если я испугал его, он не мог не пойти к Эстэве и все рассказать, а я об этом не подумал.
— Ты отправился разыскивать его и нашел уже мертвым.
Мы остановились на углу Черч-стрит.
— Со мной была его мать.
Мы повернули и пошли по Черч-стрит, плечом к плечу, ладошка Сьюзен лежала в моей. Было уже достаточно поздно, и жизнь на холодной и ярко залитой светом фонарей улочке почти замерла.
— Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом приехала полиция, «скорая помощь», и мы отправили ее в больницу. Там ей сделали укол, и она отключилась.
— Какой ужас ты перенес. — Сьюзен прижалась ко мне.
— Она, — сказал я.
— Да. Но я люблю не ее.
— Если бы я не влез в это дело, мальчик был бы жив и, может быть, его отец тоже. И Кэролайн не накачали бы в больнице успокоительными.
Мы остановились напротив магазина швейцарских часов на Черч-стрит.
— Ты все прекрасно понимаешь, — сказала Сьюзен.
— Что понимаю?
— Ты знаешь, невозможно все предусмотреть, предугадать, немыслимо требовать этого от себя. Ты делаешь все, что можешь, и настолько хорошо, насколько можешь, и умеешь мириться с последствиями.
Я пожал плечами и посмотрел на бутербродную на противоположной стороне улицы.
— Ты знаешь это. Ты знаешь, что иногда ты ошибаешься. Что иногда тебя подстерегает неудача. Что иногда случаются провалы. Так на любой работе. В твоей работе ставки очень высоки. В ней ты сталкиваешься с убийством людей.