Блеф
Шрифт:
Но он не упал. Будто румянец на лице превратился в волну жара, прокатившуюся по его телу с ног до головы. Что за чертовщина, подумала Корделия.
А потом волна пошла по всему телу Бадди Холли. Ореол преобразующейся энергии охватил его тело. Он выставил перед собой «Фендер Телекастер», и произошло нечто невообразимое. Стальные струны стали податливыми, будто плавясь, отошли от ладов и вытянулись, словно цепочки серебристых искр. Захлестнулись вокруг опор камер и ламп рампы, будто змеи.
Иллюзия, подумала Корделия. Или телекинез. Струны
И он начал танцевать. Сначала медленно и осторожно, но потом все быстрее и быстрее. Холли кружился по сцене, а зрители смотрели на него, разинув рты.
Она уже видела такой танец. Или похожий. Корделия вспомнила. Виунгар. Она видела танец юноши-аборигена, глубоко в Сновидении, далеко в пустыне, в сердце Австралии. Это был танец шамана.
Холли ухмылялся все шире. Прыгал и кружился. У «Орущего» Джея Хокинса и Джеймса Брауна не вышло бы лучше. А потом Холли прыгнул вперед, в искрящуюся серебристую сеть.
Закружился, и его правая рука оторвалась, в запястье. Хлынул алый дым. Среди зрителей кто-то ахнул.
Холли продолжил танец. Другая рука. Правая рука, по локоть. Левая нога, по колено. Алый дым изогнутыми струями разлетался в стороны, будто пламя с огненного колеса.
Корделия осознала, что к ней обращаются.
– Может, рекламную паузу дать? – напряженно спросила женщина-оператор.
И Корделии вдруг все стало ясно.
– Нет, – сказала она. – Нет. Оставьте. Транслируйте все.
Бадди Холли кружился внутри сплетения искр. Полностью распался на части. Толпа сначала зашепталась, потом послышались крики.
– Господь всемогущий, прямо как с Малышом Динозавром, – услышала Корделия голос Полли Реттиг.
– Нет, – вслух сказала Корделия в ответ. – Это шоу. Смерть и воскрешение. Это просто… просто шутка. Зрелище.
– Зрелище? – переспросила Реттиг. – Он… убивает себя.
– Я так не думаю, – сказала Корделия. – Он преображается, но не умирает. Шаманские штучки.
От Бадди Холли остался лишь торс, лишенный рук и ног. Он выкатился на сцену. Остальные части тела лежали вповалку. Подымались клубы алого дыма. В разные стороны били потоки искр.
Зрители смотрели, не понимая, как на это реагировать.
Кучка рук и ног зашевелилась. Кости начали заново соединяться в суставах. Мышцы и связки снова обматывали их. Руки и ноги снова обтянула кожа, и они снова приросли к телу.
Бадди Холли стоял перед ними целый и невредимый. Он, правда, был уже не совсем прежним. Этот Бадди Холли был более подтянут, исчезли пояс жира на талии и мешки под глазами. Его волосы снова стали черными и сверкающими, без седины. Кожа стала гладкой, без единой морщины.
Зрители начали аплодировать.
– Такое охренительное шоу раз в жизни увидишь, – сказал кто-то позади Корделии.
Гитара тоже вновь стала единым целым. Холли с легкостью поднял «Телекастер» и свободно держал его в руке. Он получил то, что хотел, подумала Корделия.
– Он стал шаманом, – сказала она вслух.
– Бадди Холли и «Шаманы», – сказал голос позади нее. – Зашибательское имечко. После всего этого оно будет раскупаться, как нижнее белье «Фаун Холл». Господи, этот Холли может хоть в президенты баллотироваться.
Корделия обернулась и увидела, что все это говорил человек из ICM. Она холодно на него посмотрела и снова повернулась к сцене. Новое существо, которым стал Бадди Холли, ободряюще улыбнулось ей.
А потом он поднес руку к струнам гитары, и они задрожали, будто входя в резонанс с сердцами всех зрителей.
Звук, поняла Корделия. Спусковой механизм для перехода в состояние повышенного осознания. Вот где сила рок-н-ролла. И Бадди Холли, возродившийся человеком силы, стоял перед ошеломленными слушателями и играл «Любовь не исчезнет», лучше, чем когда-либо в своей жизни.
Это дурное предзнаменование, подумала Корделия.
Выскользнув в переулок из задней двери «Дома смеха», Джек почувствовал, что болен и телом, и душой. Надо мне было остаться, подождать, когда Бадди выйдет на бис, подумал он. Но Бадди и так отлично справился.
Раздался скрежет, когда что-то нечеловечески огромное двинулось по асфальту. Джек резко остановился. Тень, темнее тьмы в переулке, упала на него.
– Я прикинул, что вечеринка партии педиков, такая, как эта, привлечет сюда всех моих маленьких друзей, – сказал Дубина. – Но даже не надеялся, что первым из этих ублюдков окажешься ты.
Безо всякого намека его огромная правая рука полетела вперед, ударив Джека в голову и припечатав к кирпичной стене дома.
Джек почувствовал, как что-то сломалось, кость или хрящ. Он не знал. Все, что он знал, это то, что свет, каким бы тусклым он здесь ни был, меркнет в его глазах. Он желал уйти в темноту, но не сейчас и не таким способом. Попытался сопротивляться. Чувствовал, как Дубина поднял его и крепко обхватил. А потом выдернул ремень и стащил брюки.
– У меня есть небольшая штука для тебя, Джек, напоследок. Которая тебе понравится. Уверен, твоя племянница Корделия в нее вцепится, когда я до нее доберусь.
Джек с трудом пытался окончательно прийти в себя. А потом почувствовал, что сунул Дубина ему промеж ягодиц. Внутрь него. Давя и разрывая. Ничто еще не делало ему так больно. Ничто!
– Маленькую девочку я оставлю на потом, – сказал Дубина.
Боже, подумал Джек, сквозь мучительную боль. Корделия.
– Оставь ее в покое, ублюдок крысы, свинья!