Блеф
Шрифт:
– Я думаю иначе, – тихо сказала Миша. – Но не думаю, что ты в это поверишь.
Она смотрела на Сару против света и видела, по большей части, лишь подсвеченный лампой ореол волос. Смутно различала лишь блеск глаз и жидкости на ее губах, когда Сара снова поднесла к ним бокал.
– Снова видения Кахины? – подшутила Сара, но Миша услышала, что ее голос дрожит.
– Я пришла к тебе в Дамаске лишь потому, что Аллах послал мне видение.
– Я помню.
– Тогда ты помнишь и то, что в том видении Аллах сказал мне, что ты и сенатор – любовники. Помнишь, что я увидела
– Ты сказала тогда очень много, – запротестовала Сара. Сжалась в комок, обхватив колени руками. – Это лишь символы и странные образы. Они могли означать все, что угодно.
– Карлик тоже был в этих видениях, – настойчиво сказала Миша. – Ты должна помнить, я тебе говорила. Карлик – Гимли, он был в Берлине. И там Хартманн сделал то же самое.
Дыхание Сары стало хриплым.
– Берлин… – тихо сказала она. – Это все совпадения. Грег добрый и сострадательный человек. Я знаю это лучше тебя, лучше любого. Я видела его. Я была с ним.
– Это совпадение? Мы обе знаем, кто он такой. Туз, скрывающий это.
– Говорю тебе, это невозможно. Есть анализ крови. И даже если бы это было правдой, разве это что-то изменило бы? Все равно он борется за права и честь всех людей в отличие от Барнетта, твоего брата или террористов из ДСО. Ты лишь выдвигаешь беспочвенные обвинения против Грега.
– Видения Аллаха…
– Это не видения Аллаха, – зло перебила ее Сара. – Это просто проклятая Дикая Карта. Проблески предвидения. Есть еще полдюжины тузов с такими же способностями. Ты видишь проблески картин возможного будущего, вот и все. Бесполезные обрывки, не имеющие отношения ни к какому богу.
Голос Сары стал громче, и Миша увидела, как дрожит ее рука, когда она снова поднесла бокал к губам.
– Как ты думаешь, что он сделал, Сара? – спросила она. – Почему ты раньше его ненавидела?
Миша думала, что Сара станет все отрицать, но она не стала.
– Я была неправа. Я думала… я думала, что он убил мою сестру. Были совпадения, да, но я ошибалась, Миша.
– Однако я вижу, что ты испугана, потому что, возможно, ты была права, потому что сказанное мной может быть правдой. Мои сны сказали мне – они сказали, что после Берлина ты начала сомневаться. Они сказали мне, что ты испугалась, потому что вспомнила еще одно, что я тебе сказала в Дамаске, – то, что он сделал со мной, он сделает и с тобой. Неужели ты не заметила, как твои чувства к нему изменяются, когда он рядом, неужели это тебя не удивляет?
– Будь ты проклята! – заорала Сара. Откинула бокал в сторону. Он покатился к стене, и она встала. – Ты не имеешь права!
– Я имею доказательство, – тихо ответила Миша в ответ на бешенство Сары. Спокойно посмотрела снизу вверх ей прямо в глаза.
– Сны, – бросила Сара.
– Больше, чем сны. В мечети, когда случилась
Сара потрясла головой.
– Нет. Ты просто хотела, чтобы анализ дал такой результат.
– Или Хартманн сдал подложный анализ. Для него это очень просто, не так ли? – настойчиво сказала Миша. Дикая боль в глазах Сары ранила ее, но она терпела. Сара была ключом ко всему. Видения ясно сказали, что это так. – А это означает, что ты, возможно, была права насчет твоей сестры. Это может объяснить то, что произошло со мной. Может объяснить то, что произошло в Берлине. Может объяснить все, все те вопросы, которые ты перед собой ставила.
– Тогда отправляйся с этим доказательством к прессе.
– Я делаю это. Уже сейчас.
Сара мотала головой вперед-назад, отказываясь верить услышанному.
– Этого недостаточно.
– Возможно, самого по себе. Нам нужно все, что ты можешь нам сказать. Ты должна знать больше – другие странные случаи, странные смерти…
Сара продолжала качать головой, но ее плечи обмякли, а гнев угас. Она отвернулась от Миши.
– Я не могу поверить тебе, – сказала она. – Пожалуйста. Просто оставь меня.
– Погляди на меня, Сара. Мы в этом, как сестры. Нам обеим причинили боль, и я хочу возмездия за это, как и ты хочешь возмездия за твою сестру. Мы будем плакать и истекать кровью, и нам не будет исцеления, пока мы не узнаем правду. Сара, я знаю, как смешиваются любовь и ненависть в нас обеих. В этом мы будто родственники. Мы обе позволили любви ослепить нас. Я люблю своего брата, но ненавижу то, что он делал. Ты любишь Хартманна, но есть и темная сторона Хартманна. Ты не можешь пойти против него потому, что, сделав так, ты признаешь, что по ошибке отдала себя ему, потому, что, когда он рядом, ты можешь думать лишь о том Хартманне, которого ты любишь. Тебе придется признать, что ты была неправа. Придется признать, что ты отдала себя тому, кто использует тебя. Поэтому ты медлишь.
Ответа не было. Миша вздохнула и кивнула. Она больше не могла говорить, понимая, что каждое ее слово оставляет рану в душе Сары. Она встала и пошла к двери, мягко коснувшись спины Сары, когда проходила мимо нее. Почувствовала, что плечи Сары дрожат от беззвучных рыданий. Миша уже взялась за ручку двери, когда Сара заговорила сдавленным голосом.
– Ты поклянешься, что это его пиджак? Он у тебя?
Миша не отпустила ручку двери, даже не смея обернуться, не смея даже надеяться.
– Да.
– Ты веришь Тахиону?
– Чужаку? Я его не знаю. Гимли он, похоже, не нравится. Но я поверю ему, если ему веришь ты.
– На этой неделе я буду в Нью-Йорке. Жди меня у входа в больницу Джокертауна в четверг вечером, в шесть тридцать. Принеси пиджак. Мы попросим Тахиона сделать анализ и тогда узнаем. Узнаем, вот и все. Этого достаточно?
Миша едва не ахнула от облегчения. Хотела рассмеяться, хотела обнять Сару и плакать вместе с ней. Но лишь кивнула.
– Я там буду. Обещаю тебе, Сара. Я хочу знать правду, вот и все.