Блэквуд
Шрифт:
Он схватил меня за запястья и пристально посмотрел на меня:
— Ты шутишь? Ты — самое большое искушение. Когда я рядом с тобой, у меня в мозгах что-то перемыкает. Черт, — он сжал губы, словно заставляя себя замолчать. — Можно сказать, что каждая развратная фантазия, которая у меня была с тех пор, как ты постучала в мою дверь, связана с красным пальто.
Кончики моих ушей начали гореть, и я уставилась на его рот. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не потянуться к нему за поцелуем.
Вместо того
— Ты любил её… Джоан?
Я съёжилась от своего вопроса, как только он сорвался с моего языка. Это было не мое дело, и мне следовало задавать больше вопросов о моем отце. Вместо этого я ждала, когда Гаррет скажет мне, любит ли он кого-то другого.
Он долго не отвечал, тишина нарастала, как кирпичи в фундаменте. Через некоторое время он сделал глубокий вдох и выдохнул.
— Я думал раньше, что любил. Теперь, однако...
Почему всё во мне вибрировало на той частоте, которую он излучал? Мне хотелось провести пальцами по тыльной стороне его ладони, обнять его, сделать что-нибудь, что соединило бы нас намного крепче, чем двух людей в старом доме, каждого из которых преследуют наши собственные призраки.
— Теперь я не так уверен, — он отстранился от меня и встал. — Тебе нужно отдохнуть.
— Не уходи.
Слова слетели с моих губ прежде, чем я смогла их остановить. Может быть, я потеряла больше крови, чем думала, или, может быть, я по глупости расслабилась, потеряв бдительность. В любом случае, я не хотела, чтобы он запирался в своей комнате, отдалялся от меня, несмотря на то, чем мы сейчас поделились.
— Ты останешься со мной?
Он отступил на шаг.
— Нет, я не думаю, что это хорошая идея.
— Я не причиню тебе вреда, — проговорила я и криво улыбнулась, стараясь не обращать внимания на укол боли от его отказа.
— Думаю, ты знаешь, что это не то, о чем я беспокоюсь, — сказал он, окидывая взглядом очертания моего тела под одеялом.
— Ты сказал, что никогда не будешь принуждать женщину, помнишь?
— Я и не буду. Я бы никогда не взял то, что не было дано добровольно, — проговорил он, отступая на шаг назад.
— Ты боишься, — ухмыльнулась я, когда в моей душе промелькнула искра веселья. — Ты боишься меня. Или как это ещё называется, близость? Ты боишься близости.
— Я мог бы прижать тебя и связать веревкой, прежде чем ты успеешь закричать, — он скрестил руки на груди. — Я не боюсь тебя.
— Ты не боишься делать со мной такие вещи, нет, но ты боишься спать здесь со мной — сказала я с ухмылкой. — Я хочу обниматься.
Он вздрогнул.
— Обниматься?
— Да, — я откинула одеяло и простыню с другой стороны кровати. — Давай. Ложись. Или ты боишься?
— Я не боюсь, но объятия — это мой предел. Забота после, да. Обниматься — нет, — сморщил он нос.
— Забота после?
— После сессии в лесу я держал Мелинду на руках, пока она приходила в себя.
— И жесткий предел, это...
— Кое-что, чего я не буду делать.
— Правильно, — я ухмыльнулась шире. — Потому что ты боишься.
— Не боюсь, — ответил он, покачав головой.
— У меня есть идея. Давай придумаем стоп-слово. Я видела достаточно фильмов, чтобы знать, что это такое и как это делают, правильно?
— Да, так и делают, — он пожал плечами. — Но я все равно не лягу с тобой в постель, не трахнув тебя.
Господи. Он без колебаний прямо в лоб говорил обо всём, что хотел.
Я не хотела допускать, чтобы его прямолинейность выбивала меня из колеи.
— Так ты боишься провести со мной ночь, не трахнув меня?
— Перестань говорить, что я боюсь, — ответил он. Его голос понизился на октаву, и тепло разлилось у меня в животе от этого.
Я напустила на себя самое бесстрастное выражение лица.
— Если тебе страшно, просто назови своё стоп-слово. В чем дело?
Он рассмеялся, от растерянности разом помолодев.
— Мне никогда не приходилось придумывать стоп-слово. Это только для моих сабов (прим. сабмассивов/подчиненных женщин)
— Ну, все когда-нибудь бывает в первый раз. Итак, давай придумаем что-нибудь такое. Типа, я не знаю, эксельсиор. Это хорошее слово, — сказала я и кивнула ему, как будто подкрепленные жестом, мои слова стали бы более убедительными.
— Нет, это должно быть просто, что-то такое, что ты или я, думаю, сможем запомнить с легкостью. Красный занят, не подходит. Так что нам придется выбрать черный. Легко.
— Значит, если ты скажешь «черный», это значит, что пора прекратить все, что я делаю?
Он вздохнул.
— Поверить не могу, что мы разговариваем об этом. Но да, если я скажу «черный», это означает, что ты достигла моего жесткого предела, — он окинул мое тело хищным взглядом. — И ты так же. Ты можешь назвать «черный», и я буду знать, что нужно остановиться.
— Значит, слово «стоп» не сработает?
Он ухмыльнулся и начал расстегивать рубашку.
— Нет.
О, черт. Он действительно намеревался принять мое предложение.
— А как насчет слова «нет»?
— Определенно не сработает. Единственное, чего ты добьешься, если скажешь «нет», — это удушье.
Я сжала бедра вместе. Почему угроза была такой чертовски горячей?
Он снял рубашку, и я наконец-то смогла разглядеть черные линии, составляющие узоры на его руках и груди. Завитки и черепа причудливо сплетались на его коже и уходили под темные волосы на груди. Его соски были темно-розового цвета, а правый был проколот серебряной штангой.