Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
— Что за фигня?! Сейчас же не тридцать седьмой год, Сталин давно умер…
— Напрасно вы так думаете, мы идем назад к Сталину!
— Боже, а говорят, что Горбачев — прогрессивный человек…
— Ерунда! Типичный аппаратчик и провинциал! Я говорил с ним в Лондоне. Убожко пытался что-то вытянуть из меня… по-моему, мне подсыпали какую-то гадость… я ужасно себя чувствую…
— Ты совсем спятил! Кто осмелится подсыпать что-то резиденту? Ты же номенклатура! Какие мерзавцы! У меня полный дом
— Я не знаю, что делать… моя карьера закончена. Лидия и девочки вчера прилетели в Москву, обратно пути нет… — Горский пил водку рюмку за рюмкой.
— Да успокойся! И не пей так много… все образуется! Разве на Англии сошелся клином белый свет? Ну не стал ты резидентом, займешься другим делом, станешь доктором наук… — но Розанов напрасно успокаивал, Горского трясло, временами он содрогался от рыданий. Машины слежки уже давно блокировали дом Розанова, а через телефон шло прослушивание их разговора.
— Я не буду отрывать у вас время… я уже в отпуске… я думал, вам что-то известно от бывших друзей… — говорил Горский.
— Все они суки и предатели, эти бывшие друзья, — орал Розанов, хватив водки. — Да они и слышать обо мне не хотят! Карьеристы гребаные!
Горский ушел, машины слежки тут же аккуратно пошли за ним, впрочем, это им только казалось, опытный шпион прекрасно видел в зеркальце своего «Москвича» все маневры слежки.
Розанов тут же схватился за телефонную трубку и набрал номер Трохина.
— Здравствуй, Борис, давненько не говорили…
— Да я все собираюсь тебе позвонить, но времени в обрез… Как твои дела? — суетился Трохин.
— Только что у меня был Горский, он в ужасном состоянии… по-моему, он болен, я таким его никогда не видел…
— Да, вид у него неважный. Мы его направляем в санаторий, пусть подлечится!
— Очень разумно. А то жалко парня! Привет жене и до встречи! — Розанов положил трубку, а Трохин тут же позвонил Убожко.
— Только что мне звонил Розанов, у него был Горский и произвел впечатление больного…
— Да, мне уже дали сводку наружного наблюдения. Он посетил несколько человек и явно наводит нас на свои контакты. Очень активно. Думается, он рассеивает наше внимание. С Розановым случай особый: Горский наверняка считает, что и ты и я до сих пор с ним в дружбе, и рассчитывает получить информацию о своем деле, — говорил Убожко.
— А вы не считаете, что Розанов тоже связан с англичанами? Возможно, очи обменивались записками во время беседы, и прослушивание квартиры Розанова ничего не дало…
— В нашем деле все возможно, доверять нельзя никому. Розанова надо взять в активную разработку! И не спускать глаз с Горского! — и Убожко повесил трубку.
Горский купил набор духов в парфюмерном магазине, беззаботно вышел на улицу и незаметно поставил красным мелом черточку на фонарном столбе.
Питер Данн сидел в своем рабочем кабинете близ вокзала Виктория и внимательно рассматривал только что купленную книгу о птицах, когда в дверях показался Питер Фрей, на лице которого был написан ужас.
— Молния из Москвы. Себастиан дал сигнал опасности.
Оба разведчика молча смотрели друг на друга, наконец Питер Данн подал голос:
— Дайте в Москву указание постоянно контролировать тайник «Зебра», пусть это делает чья-нибудь жена, за которой нет слежки…
Отдых в санатории под Москвой только усилил мучения Горского, тем более что и его сосед по палате, и другие коллеги исправно за ним наблюдали.
— Что-то жены твоей не видно, старик, где она? — спрашивал сосед по палате.
— У родителей вместе с дочками, — отвечал Горский. — Пусть отдыхает.
Иногда на своей машине он выезжал в Москву и тут же фиксировал за собой машины слежки. Отдых в санатории закончился, Горский переехал к себе домой. Мысль о грядущем аресте терзала его, ночами он не спал и в огромных количествах пил успокоительные таблетки. По утрам он делал пробежку в лесном массиве около дома.
— «Грач» опять вышел на пробежку.
— Пусть бежит! — ответил Центр. — Не сопровождайте его! Не надо светиться лишний раз.
Сжимая коробок спичек, Горский бежал по просеке. Свернул в сторону, внимательно просматривая местность, около двух берез, склонившихся друг к другу, уронил коробок в ямку. Часы показывали восемь тридцать. Под пристальными взглядами сотрудников слежки, расположившихся около дома, он подбежал к своему подъезду и на лифте поднялся домой.
— Вернулся домой! — сообщила «наружка» в Центр.
— Ждите его! Никакого перерыва! — ответил Центр.
В девять часов утра дама вполне русского вида с шестилетней дочкой появилась около двух берез и подняла коробок со спичками.
Трохин застал Убожко в состоянии ярости. Шеф курил сигарету за сигаретой, его темные глаза стали еще темнее, а голос охрип, извергая вулканы мата.
— Сколько времени будет продолжаться все это б…ство?! — орал он на Трохина. — Когда вы получите доказательства на этого предателя?! Вы знаете, что председатель КГБ обещал мне снять голову, если мы не добудем доказательств…
— Мы круглые сутки держим его под слежкой. Он пытается вести нормальную жизнь, встречается с людьми, снова выпивал у Розанова. Пока ясно одно: он напряжен, как струна, и выглядит как смертник. Это он не в силах скрыть, это написано у него на лице, — Трохин старался говорить спокойно.