Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
— Да десять человек, милок, — ответила бабка с опухшими ногами.
— Это не типичная деревня, — строго сказал Решетников.
Впрочем, Брайена в отличие от Рептона все эти контрасты социализма совершенно не волновали.
— Я давно понял, что русские живут в говне, — заметил он в машине. — В конце концов, это их дело. Можно жить, как здесь, без утепленных клозетов, но я не понимаю, как можно жить без пабов?
Встречи с Валентиной по вечерам были ласковы, как воды Черного моря.
— Я люблю тебя, я хочу жениться на тебе! — говорил он.
— Я тоже люблю тебя! — говорила она вполне искренне.
— Мы уедем в Ирландию, я опубликую книгу, получу много-много денег, и мы купим дом…
— Тебя там снова посадят в тюрьму. Разве мы не можем быть счастливы здесь?
— Я подохну тут от скуки, эта страна — не для меня.
Вернувшись в Москву, Джон начал пить по-черному и порой вступал в дискуссии с Рептоном.
— Я задыхаюсь в этой гребаной стране! — жаловался он. — Когда я говорю на улице по-английски, от меня шарахаются, как от прокаженного. Твой говенный КГБ за мною следит! Зачем? И почему я, свободный человек, должен докладывать о каждом своем шаге?
— Все-таки мы на особом положении, Джон, англичане могут нам отомстить.
— Да клал я на них, на твое МИ-6! И вообще, мне все обрыдло и я хочу домой!
— Но, Джон, подумай, что ожидает тебя, не будь неразумным ребенком… — урезонивал его Рептон. — Ты попадешь в тюрьму!
— А разве я сейчас не в тюрьме? Разве эта золоченая клетка не тюрьма?!
— Не делай глупости, Джон!
— Ты очень изменился, Крис. Ты стал таким же сраным коммунистом, как и все в КГБ. Неужели ты не видишь, что вокруг одни рабы?
— Тебя не выпустят, Джон.
— Тогда я наложу огромную кучу прямо у памятника Дзержинскому! — разозлился Брайен и ушел к себе в комнату.
Девицы-операторы в наушниках прилежно переносили запись беседы на бумагу.
Константин Кедров не умел улыбаться и гораздо приличнее выглядел, когда хмурился, необходимость быть любезным раздражала его и придавала неестественность всем его действиям. Вот и сейчас из-за улыбок и комплиментов он чувствовал себя нервно, и его беседа с Рептоном на конспиративной квартире на улице Кирова явно не клеилась.
— Мы подыскиваем вам хорошую работу в научном институте, и, надеюсь, вы будете довольны. Как поживает ваш друг?
— Джон человек непростой, — чуть замялся Рептон, — но искренний и порядочный. Сейчас он работает над романом о нашем побеге…
— Он не поставит под удар остальных участников? И вообще это лишнее паблисити… — нахмурился Кедров.
— Это исключено. Он — надежный человек, — твердо сказал Рептон.
— Я понимаю вашу лояльность как друга, — скривился Кедров, — но я говорю с вами как коллега с коллегой… вы же не Брайен… Этот человек болтлив, много пьет, волочится за женщинами и в довершение ко всему злостный антисоветчик!
— Трудно ожидать от малообразованного ирландца понимания Маркса и Ленина, — попытался защитить своего друга Рептон.
— Вы кое-что недоговариваете, — вяло начал Кедров. — У нас не должно быть тайн.
— Я вас не понимаю, — изумился Рептон.
— Джон рвется на Запад… любой ценой!
— В общем, он имеет на это право… он ведь не обещал навсегда остаться тут, — продолжал упрямиться Рептон.
— Мы этого не можем допустить, это нанесет непоправимый ущерб Советскому Союзу. Запомните, товарищ Рептон, у нас свои правила игры. И вы обязаны им следовать!
Кедров нажал на кнопку и встал. Вошедший Решетников вывел опечаленного Рептона из квартиры и довез до дома. Там он застал Джона с Валентиной, что тоже не вызвало у него особой радости.
— Квартира принадлежит КГБ… нам, наверное, неудобно приглашать сюда гостей… — очень вежливо заметил Рептон, когда Валентина ушла.
— Думаешь, Валентина не связана с КГБ? — усмехнулся Джон. — Впрочем, ты прав: я собираюсь съехать на другую квартиру!
— Я не хотел тебя обидеть…
— А я и не обижаюсь. И вообще хочу уехать.
— Но тебя арестуют!!!
— А тебе-то что? Это не твоя жизнь, а моя!
— Но у тебя могут выведать насчет Ника и Майкла!
Эта привело Брайена в ярость.
— Выведать у меня?! Да даже под пытками им не удастся! О чем ты говоришь? Просто ты лижешь задницу русским, а они боятся меня отпускать! Идите вы все… знаете куда? — Джон плюнул на пол и вылетел, как разъяренный вепрь, из квартиры.
И исчез. КГБ искал его двое суток, прочесывая вокзалы, аэропорты, рестораны. Решетников и Валентина сбились с ног, не спали и сидели у телефонов. А Джон Брайен тем временем жил в Измайловском парке, недалеко от бывшего графского имения. В магазине он купил дешевое одеяло, запасся водкой, подружился с каким-то драным бомжем, питался хлебом и грибами, растущими на поляне, и вообще радовался жизни, благо стояли теплые летние ночи. Днем вместе с пионерами катался на аттракционах. Наконец поздно вечером и весьма навеселе Джон появился на квартире у Валентины.
— Джон, мы не спали все эти ночи. Что случилось?
— Ничего! Просто все вы предатели! Поехали со мной в Ирландию!
— Ты с ума сошел! Иди прими ванну.
Пока Джон бултыхался в ванне, она позвонила Кедрову.
— Он у меня, Константин Петрович…
— Пришел-таки, сука, лучше бы подох. Не спускай с него глаз.
В тот вечер ей особенно было жалко Джона. Он вел себя как мальчишка, но столько романтики было в его действиях! Джон позвонил Крису:
— Извини, Крис, я вел себя по-хамски.
— Куда ты исчез?
— Я у Вали.
— Ты не приедешь домой?
— Мой дом — вселенная, Крис. У меня к тебе просьба. Обещай, что выполнишь.
— Обещаю.
— Попроси КГБ, чтобы меня выпустили.
— Хорошо, Джон, — без всякой заминки ответил Рептон и почти сразу же позвонил Кедрову.
— Он нашелся и настроен на отъезд.
— Ничего, мы примем меры, — ответил Кедров.
Утром у Валентины Джон неторопливо позавтракал, привел себя в порядок и собрался уходить.