Блеск шелка
Шрифт:
– Сейчас вы чувствуете боль? – спросила она.
– Нет.
Анна решила, что он говорит неправду.
– Когда вы последний раз ели?
Константин выглядел озадаченным.
– Раз вы не помните, значит, это было слишком давно.
Анна уставилась на его руку, лежащую на груди. Нельзя показывать ему, что она заметила его страх. Он ей этого не простит. Нужно осмотреть его внимательнее – по крайней мере живот, чтобы проверить, нет ли вздутия и непроходимости кишечника. Епископ может не простить ей и этого, ведь операция по кастрации оставила на его теле шрамы. Анна
Анна заколебалась, понимая, что рискует. Это нарушение чужих прав, которому нет прощения. Но долг лекаря требовал использовать все средства, которые могут принести пользу. У нее не было выбора.
Анна осторожно оттянула кожу на руке Константина. Она была дряблой.
– Принеси мне воды, – велела Анна слуге, топтавшемуся у двери. – И выдави сок из гранатов. Желательно незрелых. Принеси его в кувшине. Для начала будет достаточно одного кувшина.
Она дала слуге мед и аралию и объяснила, в каких пропорциях их нужно смешать. Тело Константина было обезвожено.
– Вас стошнило? – спросила Анна больного.
– Да, всего один раз, – поморщился он.
По состоянию его кожи, по впалым глазам она поняла, что не ошиблась: он потерял слишком много жидкости.
– Может, и не нарочно, но вы морили себя голодом и пили слишком мало воды.
– Я помогал беднякам, – ответил Константин слабым голосом.
Он избегал смотреть на лекаря, но не потому, что обманывал. Скорее всего, ему было неприятно, что кто-то видит его в столь жалком состоянии.
– Что со мной не так? – спросил он. – Это наказание за грехи?
Анна была потрясена: он откровенно продемонстрировал свои глубинные страхи. Но разве она могла ответить ему откровенностью, не предав при этом веру и свою профессию?
– Не только вина причиняет боль, – мягко сказала Анна, – но и гнев и иногда скорбь. Вы отдаете слишком много сил служению другим и пренебрегаете собственными нуждами. Да, наверно, это – грех. Господь дал вам тело, чтобы вы могли Ему служить, а вы так скверно о нем заботитесь. Это проявление неблагодарности. Может, вам следует в этом покаяться?
Константин уставился на нее, пытаясь осознать сказанное, прокручивал ее слова в уме, взвешивал. Постепенно страх отпускал его, словно Анна сказала вовсе не то, чего он больше всего боялся. Рука, сжимавшая простыню, немного расслабилась.
Анна улыбнулась.
– Вам следует лучше о себе заботиться. В таком состоянии вы не сможете служить ни Богу, ни людям.
Константин сделал глубокий вдох.
– И еще вам нужно больше пить, – сказала ему Анна. – Я принесла травы, которые очистят и укрепят ваше тело. И ешьте, но с осторожностью. Хорошо пропеченный хлеб, яйца всмятку, куриные, а не гусиные и не утиные. Отваренное мясо куропаток или турача, молодого козленка. Немного тушеных яблок с медом, но не орехи. Затем, через два-три дня, можно съесть немного рыбы, подойдет кефаль. Пейте воду, смешанную с соком. Пусть ваш слуга обмоет вас и принесет свежие простыни. И пусть поддерживает вас, чтобы вы не упали. Вы сейчас слишком слабы. Я дам ему список продуктов.
По лицу Константина Анна видела, что он хочет еще о чем-то спросить. Опасаясь, что это будут вопросы, на которые она не сможет ответить, не смутив или не расстроив его, Анна торопливо попрощалась и ушла, пообещав вскоре вернуться.
На следующий день рано утром она пришла посмотреть, как он себя чувствует. При свете дня Константин выглядел изможденным: впалые щеки, тонкая бесцветная кожа. Он походил на крупную старуху. Бледные руки на простыне казались огромными, предплечья – мясистыми. Анна испытала острую жалость к этому несчастному старику, но поспешила отвести глаза, чтобы он ничего не заметил.
– Люди молятся за вас, – сказала она пациенту. – Филиппос, Мария и Ангелос остановили меня, узнав, что я направляюсь к вам. Они очень обеспокоены.
Константин улыбнулся. В его глазах снова вспыхнул интерес.
– В самом деле?
Неужели он думает, что она говорит это только для того, чтобы сделать ему приятное?
– Да, некоторые константинопольцы даже постились и всю ночь провели в молитвах. Они любят вас и, думаю, очень боятся потерять.
– Скажи им, что мне необходима их поддержка, Анастасий. Поблагодари их от моего имени.
– Хорошо, – пообещала Анна, смущенная тем, что Константин нуждается в утешении.
Поправившись, не возненавидит ли он ее за то, что ей слишком многое известно?
На следующий день Мануэль вновь открыл дверь Анне и тотчас увидел корзину, которую она держала в руках. Там были блюда, подготовленные Симонис для Константина.
– Угощение для епископа, – пояснила Анна. – Как он?
– Гораздо лучше, – ответил Мануэль. – Боль утихла. Но он все еще очень слаб.
– Через некоторое время он поправится.
Она передала слуге суп, велев подогреть его, и оставила хлеб на столе.
Анна подошла к спальне Константина, постучалась в дверь и, дождавшись ответа, вошла.
Епископ уже сидел на кровати. Его кожа все еще была бледной, глаза ввалились. Лицо обычного мужчины уже покрывала бы щетина, но лицо Константина оставалось гладким.
– Как вы? – спросила Анна.
– Лучше, – ответил он, но она видела, что он по-прежнему чувствует слабость.
Анна потрогала его лоб, потом нащупала пульс и слегка ущипнула кожу на предплечье. Она по-прежнему была липкой и вялой, но пульс стал более стабильным. Анна задала епископу несколько вопросов о характере боли. В это время вошел Мануэль, неся суп и хлеб.
Пока Константин ел, Анна сидела рядом с ним, поддерживая его и аккуратно помогая. Она собиралась с духом, чтобы задать вопросы.
– Пожалуйста, ешьте, – приговаривала она. – Вам нужно быть сильным. Я не хочу, чтобы нами управлял Рим, иначе ценности, которые я считаю непреходящими, будут уничтожены. Настоящая трагедия, что Виссариона Комненоса убили. – Анна заколебалась. – Как вы думаете, это могли подстроить римляне?
Глаза Константина расширились, рука, в которой он держал ложку, замерла в воздухе. Похоже, эта мысль не приходила ему в голову. Анна видела, что он подыскивает ответ.