Близость

Вместо пролога

Silver eyes

Hoping for paradise

I've seen it a million times

Я видел это миллион раз.

Cry

The Neighbourhood - Silver

"Это было плохой идеей", - подумал я, спускаясь по трапу самолета. В воздухе чувствовались сырость и запах аэропорта - дизельного топлива, смазочных материалов, жженой резины и пластика. Эта смесь взвесью стояла в воздухе и не торопилась распыляться, впитывалась в легкие и лезла под капюшон. Я попытался стряхнуть ее вместе с мельчайшими капельками дождя, что уже напитывали черную кожаную куртку, но мой жест даже со стороны выглядел смешно. Бессмысленно.

Меня мутило.

Перелет показался безбожно долгим и бесконечно унылым. Все время, пока находился в воздухе, отсыпался. Вырубило почти сразу, как сел в кресло, и это может показаться даже странным. Если не знаете меня. Я не похож на человека, который будет переживать из-за перелета через океан. Лучше выпью порцию "успокоительного" и засну. А мысли оставлю на потом. Это "потом" и наступило сейчас. Время беспощадно: никогда не останавливает свой ход, как бы нам этого не хотелось, никогда не идет быстрее. Выверено. Секундами и сутками оно складывается, накапливается в только ему известную коробку мгновений и воспоминаний. Время шагнуло вместе со мной на лестницу, прошло по терминалу. Сколько же лет прошло? Десять? Около того. Надо же... Примерно три с половиной тысячи дней я не был в Санкт- Петербурге, и теперь, когда снова здесь, эта цифра кажется астрономической. Забавно даже. Я только прилетел сюда, а уже думаю о таком понятии, как время, течение которого люди обычно не замечают. Только если куда-то опаздывают. Они смотрят на часы, гипнотизируя стрелку замереть или идти быстрее. Мне некуда было торопиться, но и задерживаться в аэропорту тоже не имело смысла.

Второй раз мысль о том, что возвращаться - плохая примета, посетила меня около багажной ленты. Я смотрел на движущиеся чемоданы и сумки разных размеров и расцветок и впадал в состояние непонятной медитации. Багажа становилось все меньше, а я все стоял и думал. Глаза были открыты, но не видели. Мой небольшой чемодан проехал несколько раз, прежде чем я все-таки забрал его и не спеша направился к выходу, не глядя по сторонам. Никто меня не встречал.

Такси брать не хотелось. Не потому, что не было денег, а потому что, будучи здесь в последний раз, я не ездил на такси. Я вообще как-то мало куда ездил в тот период. Привычный маршрут: школа - гараж - дом. И так почти каждый день. С небольшими вариациями на выступления в маленьких клубах и посиделки с друзьями. Где мои семнадцать лет? Хмыкнул. Говоришь, как старик, Серов. Ты же мужчина в самом расцвете сил. Мысленно рассмеялся. Детские мультики порой неистребимы из сознания.

На автобусе доехал до метро. Спустился в подземку и купил в ближайшей кассе жетон. Один, потому что я вряд ли снова рискну здесь проехать еще раз. Сделанные татуировки и проколотый нос не казались окружающим людям чем-то оригинальным, но нежелательное внимание привлекали. Я знал, что отличаюсь от других людей. Всегда это знал.

Поезд вез меня в центр, а я гадал, насколько все изменилось за прошедшее время. Оказалось, что не так уж сильно. Разве что веток метро стало больше, и они стали длиннее. Разве что город стал шире, обрастая все новыми жилыми районами, захватывая область по кусочку, завоевывая ее без войны. Все-таки не надо было мне возвращаться сюда. Не надо. Это то же самое, что листать книгу в другом направлении. И если, читая ее традиционным способом, у тебя еще есть шанс дождаться счастливого конца или бросить, когда захочешь, то в данном случае это невозможно. Листая свою книгу с конца, я ничего не мог изменить и, пожалуй, не хотел. И не вернулся бы я сюда, в Петербург, к началу книги жизни, собственной биографии, если бы не одно обстоятельство - музыка. Она вела меня всю мою жизнь. Она дарила мне радость и муку. И никто не мог с ней соревноваться в этом. Всегда в приоритете. Всегда на первой ступени моего личного пьедестала.

Вышел на своей станции. Прошелся по знакомым до боли улицам и проспектам. Многое поменялось - рекламы стало больше, автомобилей и людей. И даже я поменялся. Не знаю, когда. В тот период, когда все произошло, или позже, уже в Калифорнии,

где я все это время жил. Стал ли я лучше? Вряд ли. Скорее, взрослее. Только иногда во мне еще просыпается ребенок - обиженный, сумасшедший, взрывной. В такие моменты мне иногда даже жаль окружающих. Но те, кто знают или знали меня, понимают, что это моя сущность. Несмотря на внешние и некоторые внутренние перемены, я продолжаю оставаться собой - талантливым, дерзким и харизматичным музыкантом. Одним на миллион. С большим самомнением. С огромными амбициями. Но без команды. Именно за ней я и приехал. За своей группой, без которой не могу творить. Безрассудно и глупо решил вернуть свою прошлую жизнь, хоть это и невозможно. Но жить так, как я живу сейчас, тоже не могу.

***

Ключи от квартиры, где мы когда-то проживали с отцом, как и планировалось, нашлись у соседки. Баба Люся заметно постарела, ее внимательный взгляд просканировал меня до косточек. Стало неуютно. По коже пробежали мурашки.

– Надолго вернулся?

– Как получится.

Два слова прозвучали с акцентом. Надо бы от него избавиться. Или не надо? Поспешил забрать связку ключей и открыть старую-новую дверь. Жильцы, которым отец сдавал квартиру, поменяли ее на металлическую. Удивительно, что люди попались честные, и за время отсутствия хозяев ничего не утащили. И даже освободили по первому требованию. Приезд - плохая идея. Никому я не нужен в этом месте. Квартира казалась чужой. Лишь немногое осталось прежним - зарубки на дверном косяке - папа любил отмечать, как я расту, огромный цветочный горшок, который было жалко выкинуть, и цвет полотенцесушителя в ванной комнате. Все остальное - новое. Чужое.

Вспомнил, что так и не позвонил отцу. Телефон на дне сумки разрывался аккордами бас-гитары. Отец то ли по привычке, то ли назло мне, заговорил на английском. Окончательно стал американцем, или хочет им казаться. Меня же тянуло обратно. Сюда. Все эти годы. Поговорив с отцом и заверив, что со мной все в порядке, открыл балкон и закурил. Влажный воздух смешивался с сигаретным дымом, першил в горле, напитывал кровь никотином. Мне нельзя много курить, чтобы не портить голос, но я не могу отказаться от этой дурной привычки. Наверно, никогда не брошу. Начал еще в школе, потому что поддался моде, а потом затянуло.

Затянулся. Горечь сигарет всегда напоминает мне, что не может быть все сладко. Пальцы обжигает - не заметил, как выкурил белую палочку смерти до фильтра. Стресс, не иначе. А как же хорошо спалось в самолете...

Открыл несколько шкафчиков в кухне. Нашел раскрытую пачку чая и полупустую сахарницу. Холодильник оказался полностью пустым. Не мудрено. В телефоне нашел адрес быстрой доставки еды и заказал пиццу. Поев, принял душ и улегся на диване. Надо бы купить нормальную кровать и постельное белье. Надо ли? Сон не шел. Снова вспомнился самолет. Теперь уже с обидой на то, что сбил внутренние часы. Акклиматизация.

***

Длинные гудки в телефоне въедались в мозг. Возьми трубку, иначе я действительно решу, что вернуться сюда было плохой идеей. Иначе я завтра же утром поеду в аэропорт и улечу обратно. Туда, где светит солнце, а ноги утопают в теплом песке, а не мокнут в серых лужах.

– Алло, - хриплый ото сна голос. Непохожий на тот, что я слышал по скайпу. Совсем рядом.

– Спишь, что ли?

– Сколько вре...? Три часа ночи, Грей, какого...? Я понимаю, что у тебя там день, но давай ты мне еще хотя бы через несколько часов позвонишь?

– Это вряд ли.

– Почему?

– Потому что я - эгоист, и мне не спится. А еще у меня тоже ночь. Три часа.

Тишина в трубке сдавила грудь. Сейчас раздадутся короткие уже гудки, и точно можно будет не разбирать чемодан.

– Шутишь?

– Какие планы на завтра?

Матерную тираду, которую я услышал, можно было легко записать в анналы истории, как самую витиеватую, ту, что невозможно повторить. Но по некоторым ее элементам я понял, что собеседник все же рад моему звонку и моему возвращению. Некоторые фразы заставили меня тихо засмеяться.