Блокадные новеллы
Шрифт:
Дядя Пеша не отказывался, когда его просили к столу, он хоть и недолго, но любил и умел побеседовать степенно.
Домой возвращался поздно и пересказывал жене все, что слышал в течение дня, и они оба раздумывали над чужими надеждами и огорчениями.
Однажды дядя Пеша не принес жене своей зарплаты, «Обронил», — сказал. Жена поверила, потому что вином от дяди Пеши не пахло и вид у него был удрученный.
А деньги он вовсе не потерял.
Бросил Васька-шофер свою жену с ребенком и умчался в город, куролеся и пьяно шумя. Молодая плакала, ждала его
И тогда дядя Пеша решил принести ей деньги, словно это перевод от Васьки. Он чувствовал, что в самые тяжелые свои дни чем-то должна она быть ободрена. И она действительно обрадовалась, как девочка: «Дядя Пеша, подожди, я вина принесу!» Старик улыбнулся: «Не надо. Времени нет».
А потом, через месяц, она сама пришла к нему в деревню, сказала: «Ошибка, дядя Пеша. Васька мне денег не слал…» — «А что, приехал?» — «Куда ж ему от нас?» — счастливо воскликнула она. «Ну, ошибка так ошибка — возвращай деньги», — согласился дядя Пеша.
Я повстречал его впервые на лесной дороге. Мы поздоровались, как водится по сельскому обычаю, разминулись, а потом уж он, отойдя шагов на двадцать, обернулся и окликнул меня: «Не агитатор ли будете?» Мы снова подошли друг к другу, и я сказал, что не агитатор.
— А то пожаловаться хочу начальству — газеты опаздывают.
Мы постояли несколько минут, и мне как-то особенно запомнился его облик — худощавый, моложавое лицо и зеленые ясные глаза. «Ну, до счастливой встречи», — махнул он и заспешил дальше.
…Он умер неожиданно. Провалился у берега в полынью, простудился и сгорел за несколько дней.
В день его похорон полным-полно народа в избе и во дворе стояло. Некоторых — из дальних деревень—его жена и не знала, но они стояли скорбно перед небольшим свежевыструганным гробом, преклонив головы.
Я стоял печальный вместе со всеми, но невольно сквозь скорбные размышления пробивалась мысль: вот он, дядя Пеша, кусочек своей жизни прожил с удивительно обостренным чувством человечности, и как благородно-понимающе пришли к нему мужчины и женщины проститься… А если бы люди смогли всю свою жизнь так жить?.. И мои мысли путались, и я верил, и не верил, и снова верил, что когда-нибудь так и будет.
Лешка едет домой
Лешка Антонов провел всю свою малую пятнадцатилетнюю жизнь в Подборье, в ста километрах от районного города.
Деревню окружали лесистые холмы; сосна, как высокая изгородь, шла по вершинам холмов.
Лешка с весны по осень исполнял крестьянские работы, а с осени по весну учился в школе. Семья велика была, да еще отец, по местному прозвищу Васька-лисапед, выпивки не чурался. Мать из всех сил тянулась, чтобы дом исправно вести, и в свои пятьдесят с небольшим выглядела высохшей, заморенной и покорной.
Лешке редко удавалось выезжать далеко из деревни, всего три раза побывал он в Лодейном Поле, и город произвел на него большое впечатление.
Ему запомнилось навсегда: белые дома, залитые летним солнцем, ряды зеленых деревьев вдоль главной улицы, гудки пароходов и паровозов, величавая ширь Свири и такое вкусное мороженое…
Город, случалось, снился мальчику по ночам; во сне город выглядел немножко сказочным: на его железных крышах пели петухи, с тополиных веток свисали «эскимо» в серебряных обертках и по асфальтовому шоссе шла деревенская корова Машка…
Каждая поездка в город становилась праздником — Лешка надевал белую полотняную рубашку, курточку, перешитую из пиджака старшего брата, и ботинки чиненые, братовы. Пока он шел до автобуса километра четыре, знакомые останавливали его и расспрашивали, куда он собрался и зачем.
После седьмого класса Лешка уехал в Гатчину учиться на каменщика.
Год учился он, не однажды приезжал в Ленинград, но рокочущий шум города, суета, стремительность ошеломляли его всегда, и он терялся в людском море. Лодейное Поле оставалось для него непревзойденным и любимым городом, где тоже высокие дома, но все успокоенно и понятно.
Летом он собрался домой, в деревню. Он уже проработал каменщиком несколько месяцев, и у него скопилось немножко денег — зарплата да отпускные. Матери решил Лешка никаких подарков не покупать, а привезти ей деньги. Себе же надумал обязательно купить модные ботинки, такие, в каких еще никогда в жизни не ходил.
В Ленинграде он не хотел покупать — такая толчея по магазинам, к прилавку едва пробьешься, где там с толком выбрать!
Он решил купить их в Лодейном Поле.
Мурманский поезд прибыл в Лодейное Поле около часа дня, и Лешка вышел на перрон, полный радостных ожиданий. Он сразу отправился в универмаг. В обувном отделе на полочках стояли мужские полуботинки, поблескивая яркой черной кожей. Лешка оперся о прилавок и долго разглядывал. Его внимание привлекли ботинки без шнурков.
— А почему без шнурков? — спросил он продавца.
— Мода, молодой человек…
Лешка не рискнул немедленно приобрести их: «Пойду-ка пройдусь, загляну попозже…»
Он шел по городу, всем смотрел на ноги, но в таких туфлях никого не встречал: девушки щеголяли в босоножках, мужчины носили туфли легкие, открытые, приезжие из глубинки твердо ступали в прочных, видавших виды сапогах.
Около вокзала сидел в будке единственный в городе чистильщик. Лешка поздоровался, дотронулся до разноцветной бахромы шнурков, свисающих с рейки.
— А я видел ботинки, что и шнурков не надо, — сказал Лешка.
— А я видел баран без головы бегала… Далеко не ушла… — с кавказским акцентом отпарировал чистильщик. — Зачем стоишь?
— Посоветоваться надо, — какие ботинки купить?
— Правилна, малчик! Лучше меня, Махмуда, никто не даст совета… Бери легкие, как бег молодой кобылицы, любую красавицу догонишь… — И, выхватив из-под своего стула матерчатые тапочки на резиновой подметке, он стремительно протянул их Лешке: — Сам делал, носить тебе разрешу… Семь рублей из симпатии!