Блондин на коротком поводке
Шрифт:
Однако не успел он выйти на Невский, как рядом с ним притормозила черная «Мазда», дверь ее приоткрылась, и удивительно знакомый голос негромко произнес:
— Садись, дорогой, подвезу!
Первым Славиным побуждением было броситься наутек, вторым, более разумным, — вытащить из-под мышки «беретту», но, уже потянувшись к кобуре, он разглядел человека в салоне и понял, что все куда серьезнее и что ни бегство, ни пистолет ему не помогут.
В машине сидел высокий лысый мужчина с желтоватым усталым лицом и глубокими тенями под глазами.
— Садись, Славик, садись! — повелительно
Слава послушно сел на заднее сиденье, и «Мазда» плавно тронулась с места. Водитель был отделен от них с полковником прозрачной звуконепроницаемой перегородкой.
— Вчера вечером ты дежурил? — спросил Захаров, повернувшись к Славе и подняв тяжелые, набрякшие веки.
— Алексей Степанович! — Слава, большой и сильный, вжался в спинку сиденья, глядя на этого худого болезненного человека, как кролик на удава. — Вы же знаете, какие люди там живут! Если до них дойдет, что я кому-то стучу… меня просто сотрут в порошок!
Захаров опустил веки, прикрыв пронзительные темно-серые глаза, и криво усмехнулся:
— А если до них дойдет, чем ты занимался в девяносто втором году? Думаешь, они будут довольны?
На лбу у Славы выступили мелкие капли пота.
В ужасном девяносто втором году, когда город раздирали междоусобные войны криминальных группировок, когда тамбовские, казанские, волховские и прочие спешили оторвать кусок от пирога, когда перед офисами сколько-нибудь заметных фирм что ни день раздавалась автоматная стрельба, а имущественные вопросы решались при помощи ржавой железной трубы и паяльника, когда автомат Калашникова называли калькулятором для окончательных расчетов, — в девяносто втором году Слава Расторгуев тоже решил половить рыбку в мутной воде смутного времени.
Он вместе с несколькими корешами из рядового состава серьезной спецслужбы ввязался в операцию по перевозке наркотиков. Руководил операцией предприимчивый капитан, у которого были надежные связи на афганской границе, откуда поступал товар, и в петербургском аэропорту, через который наркотик должен был уйти в Амстердам.
Операция проходила точно по плану, и Слава уже потирал руки в ожидании скорого раздела барышей, когда капитан отозвал его в тамбур поезда Ташкент — Москва и доходчиво объяснил ему, что в деле участвует слишком много людей и барыши будут невелики, если своевременно не позаботиться о сокращении числа участников. Короче, если Слава хочет дойти до конца и получить свою пайку, да еще и с приварком, он должен в удобный момент ликвидировать своего старого приятеля Гену Медведева.
Слава служил с Медведевым еще в Афгане, сидел с ним в одном окопе и пил спирт из одной фляжки, но большие деньги затмили ему глаза, и он, выйдя с Геной покурить в тот же самый тамбур, ткнул его шилом в сердце и сбросил с поезда на безлюдном степном перегоне.
Сократившаяся в дороге группа благополучно добралась до Петербурга, где нужно было несколько дней дожидаться курьера из Амстердама, но здесь предприимчивый капитан снова отозвал Славу в сторонку и растолковал, что срочно требуется произвести новое сокращение штатов.
Славе на этот раз очень не понравилось выражение лица, с которым тот посмотрел на него. Он вспомнил фразу из одного культового фильма — «это нужно одному» — и заподозрил, что хитрый капитан решил вообще ни с кем не делиться и что сам Слава тоже стоит у него в очереди на сокращение.
В тот день Расторгуева точно так же, как сегодня, неожиданно остановили на улице и вежливо попросили сесть в черную машину. Только тогда марка машины была другой — не «Мазда», а «Волга». В ней сидел Алексей Степанович Захаров, тогда еще не такой желтый и не такой лысый, к тому же не полковник, а только майор. Алексей Степанович поговорил со Славой и подтвердил его догадку о планах жадного капитана.
Слава был тогда очень напуган и легко согласился «сотрудничать» с проницательным майором. Операция закончилась по другому сценарию, капитан бесследно исчез, как подозревал Слава, попав в фундамент одного из строящихся домов, Алексей Степанович Захаров стал подполковником, а Расторгуев остался в живых, что тоже немало.
Слава с ужасом посмотрел на полковника.
В свое время Захаров пообещал ему, что события девяносто второго года будут забыты и никак не скажутся на его будущем. Действительно, уйдя из спецслужбы и устроившись в частную охранную фирму, Расторгуев спокойно прошел кадровую проверку — его послужной список оказался чистым. Но теперь, когда самому Захарову что-то от него понадобилось, он запросто может вытащить на свет ту старую историю, и тогда Славина песенка спета…
— Что вам нужно, Алексей Степанович? — обреченно сказал Слава. — Задавайте вопросы.
— Вот это другое дело, — одобрил полковник, — молодец! Начнем сначала: вчера вечером ты дежурил?
— Да, — подтвердил Слава. — Я заступил в восемнадцать ноль-ноль, на сутки.
— Перечисли, кто приходил к Руденко, кто уходил от него и в какое время.
— В восемнадцать тридцать ушла его прислуга, — начал охранник.
— Панкратова? — уточнил Алексей Степанович.
Слава кивнул, отметив, насколько хорошо полковник осведомлен.
— Она всегда уходит в такое время?
— Нет, обычно она уходит позже, иногда вообще остается ночевать. У нее есть своя комната.
— Ясно. — Захаров сделал пометку в своем блокноте и снова поднял тяжелые веки. — Продолжай.
— В двадцать часов тридцать пять минут приехал сам Руденко с двумя гостями, судя по всему, иностранцами…
Захаров нисколько не удивился той точности, с которой охранник сообщает ему время прихода Руденко: Слава прошел подготовку в специальной школе, где к тренировке внимания и памяти относятся столь же серьезно, как к стрельбе и рукопашному бою.
— В двадцать три пятнадцать приехал сын Руденко со своей невестой и ее подругой…
— Вот с этой? — осведомился полковник, показав Славе фотографию Кати Стрижовой.
— Да, — кивнул тот.
— Разве четвертого человека с ними не было? — на всякий случай уточнил Алексей Степанович.
— Четвертый остался на улице, в зеленой «Тойоте», — отозвался охранник. — Я видел его на экране уличного наблюдения.
— Хорошо, — полковник опустил веки, — продолжай.
— Без пяти двенадцать вышли иностранцы, гости Руденко. В одиннадцать минут первого вышла невеста сына…