Блондин на коротком поводке
Шрифт:
Она нашла книгу, и мы собрались уходить, когда в комнату заглянул отец Стаса.
Меня он попросту не заметил, а Дашке сказал тоном вроде бы и вполне доброжелательным, но при этом не терпящим никаких возражений, как говорит человек, привыкший к тому, что любое его желание немедленно выполняется окружающими:
— Даша, я хочу познакомить тебя с моими американскими друзьями.
Интересно, что, когда кто-либо говорит таким тоном, никому действительно и в голову не придет возражать ему. Дашка тоскливо посмотрела на меня и вполголоса сказала:
— Извини, Катюша, это надолго. Поезжай
Я кивнула, взяла английскую книжку и отправилась восвояси. Откровенно говоря, я почти обрадовалась, что Дашка осталась там, на сегодняшний вечер с меня уже хватит.
Когда я проходила мимо охранника в холле первого этажа, он разговаривал по телефону и не повернулся в мою сторону.
На улице было по-прежнему светло — в городе проходило ежегодное мероприятие под названием белые ночи. Филипп сидел в машине и беседовал с кем-то по мобильному телефону. Он был так увлечен этим, что не заметил меня. Я подошла к машине и услышала обрывок разговора:
— Ну, котик, не обижайся! Сегодня я очень занят, срочная работа. А завтра я к тебе обязательно приеду… Ну, зайчик, я же тебе все объяснил! Думаешь, мне охота здесь торчать?
«Ах, поганец! — подумала я. — Срочная работа! Тебе неохота здесь торчать? Ну так вали на все четыре стороны!»
В общем-то, я совершенно не рассердилась, мне самой не хотелось терпеть Филиппа еще лишние полчаса, а потом благодарить его за то, что отвез меня домой. Я, конечно, допускала, что и у него могут быть совершенно иные планы на сегодняшнюю ночь, но он боится сейчас уехать, так как не хочет ссориться со Стасом.
Объясняться с ним не входило в мои планы, и я, воспользовавшись тем, что он по-прежнему меня не замечал, скользнула за угол и быстрым шагом направилась в сторону Невского.
Через несколько минут я поймала частника и без приключений добралась до своего дома.
В квартире было душно. Я раскрыла все окна, переоделась в длинную футболку и вышла на балкон. От абсента, выпитого на вечеринке, в горле пересохло. Я достала из холодильника бутылку минеральной и пила прямо из горлышка. Настроение было так себе. Зачем я болтаюсь в компании Дашкиных приятелей-бездельников? У меня сессия на носу, занятия в последнее время я запустила, со своими собственными друзьями не общаюсь. Они еще подумают, что я хочу подцепить в Дашкиной компании богатенького папиного сыночка. Представляю, что скажет Шурик… Уж он-то за словом в карман не полезет. Мне стало неуютно и одиноко, захотелось вдруг, чтобы кто-нибудь оказался рядом. Даже не просто кто-нибудь, а близкий, родной человек, которого у меня нету, да, пожалуй, и не было.
Родители раньше занимались своими склоками, я их не особенно интересовала. Только с Дашкой можно было поговорить обо всем. Но скоро и этого не будет.
Когда родители развелись и мама уехала в Москву, я даже обрадовалась. Ничуть не тяготясь одиночеством, я жила одна, наслаждаясь тишиной и покоем. И вот сейчас вдруг захотелось чьей-то заботы.
Подумав так, я очень удивилась. Что это со мной случилось? Нужно взять себя в руки. Как только пройдет эта несчастная свадьба, заживу прежней жизнью и выброшу из головы эти бредни.
С такими благими намерениями я легла спать.
Он сидел в стареньком «жигуленке» и пил кофе из пластикового стаканчика. Кофе был жутко невкусный, какого-то бурого цвета, явственно отдавал клопами, но ему необходимо выпить чего-нибудь горячего. На улице конец мая, теплая белая ночь, самое приятное время года в городе. Но сегодня ему не хотелось восхищаться белыми ночами и вспоминать пушкинские строки насчет того, что «…светла адмиралтейская игла…».
Внешне он был спокоен, но внутри все дрожало, и горячая бурда, условно называемая кофе, слегка унимала эту дрожь.
Он провел в машине уже несколько часов, шея ныла от неудобного положения. Было легче, когда он ездил. Ездил вслед за ними по всему городу, останавливался возле кафе с дурацким названием «Пионерский лагерь», а потом возле красивого дома недалеко от Казанского собора. Подъезд был хорошо охраняем, и ему пришлось припарковаться в стороне, чтобы не привлекать внимания к своему неказистому «жигуленку».
Она вышла с подругой из новенькой зеленой «Тойоты», а тот хмырь остался ждать. Человек в «жигуленке» закурил сигарету и тоже настроился на долгое ожидание.
Он должен знать, куда она пойдет, когда выйдет из этого шикарного дома. Однако долго ждать не пришлось, открылась дверь подъезда, и показалась ее стройная фигурка в серых брюках и терракотовой трикотажной кофточке. Он приготовился тронуть машину с места, как только парочка погрузится в зеленую «Тойоту». Не нужно было бы этого делать, но он должен выяснить все до конца.
Ему показалось, что она идет к машине как-то неохотно. Она постояла чуть поодаль, потом, как видно, приняв решение, резко шарахнулась в сторону и почти побежала за угол, стараясь не стучать каблуками. Тот хмырь из иномарки не высунулся в окно и не сделал попыток удержать девушку. Проезжая мимо, водитель старенького «жигуленка» заметил, что он разговаривает по мобильному телефону и, скорее всего, вышедшую из подъезда девушку просто не заметил. А она этим воспользовалась…
Он ударил по газам, потому что стройная фигурка уже скрылась за углом. Он еще подумал, что сейчас в облике девушки чего-то не хватает, что раньше было в ее одежде какое-то яркое пятно, но тут заметил, что она подняла руку и уже садится к частнику. Ночной «бомбист» рванул с места, и водитель «жигуленка» сосредоточился на том, чтобы не упустить его из виду.
Они приехали к хорошо знакомому дому, здесь она живет. Водитель остановился под ее окнами, видел, как она стояла на балконе, дождался, пока в спальне погас свет, и поехал домой, успокоенный и от этого страшно собой недовольный.
А утром начался сумасшедший дом.
Я проснулась от истеричных звонков в дверь.
Толком не придя в себя, я накинула халат, с трудом попав в рукава, и бросилась к дверям. Спросонок даже не спросив, кто ко мне рвется, отворила, и на меня обрушилась Дашка.
Но такой я ее еще никогда не видела!
Лицо у нее было совершенно сумасшедшее. Подбородок трясся, щеки покрылись пятнами темного лихорадочного румянца, глаза подозрительно блестели. Но даже в таком состоянии моя подруга оставалась поразительно красивой.