Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)
Шрифт:
– Вот и все, – бережно укладывая документы обратно в папку, подытожил Подберезовский. – И пяти минут не прошло, как я и обещал. Все счастливы, все смеются, разве что только не танцуют... Шампанское, господа? Или, может, вы предпочитаете кумыс?
– Обойдемся, – буркнул губернатор, озвучивая общее мнение.
– Ну, как знаете, – с толикой наигранной обиды согласился Подберезовский. – Тогда можете расходиться по машинам. Все свободны. И, надеюсь, все остались довольны.
– Еще как, – не удержавшись, опять буркнул губернатор, опять озвучивая общее мнение.
– Может, желаете опротестовать только что заключенные договоры в суде? – сухо осведомился олигарх. Он опять сделал знак остановившимся недавно монголам, опять выкрикнул что-то гортанное,
Не дожидаясь развязки, четверо бегом ринулись к своим автомашинам, из которых так и не дали выйти телохранителям.
– И вот так всегда, – грустно пробормотал Подберезовский, прощально помахав рукой стремительно отъезжающим машинам. – Никакой тебе благодарности. Делай после этого людям добро... Ну, чего застыли, остолопы? – прикрикнул он на выжидающе уставившихся на него монголов. Седлайте коней – и домой, на базу. С меня по миске рисовой каши и стакану кумыса. Каждому. Как обещал. Сотникам – вдвойне. Хотя все вы и на стакан воды, конечно, не наработали. Ну да уж ладно, помните мою доброту...
И, на ходу обсуждая что-то с нотариусом, направился к своему «Мерседесу».
Глава 49. Воровки в законе. Монголы
– Вы можете каким-то образом доказать, что не являетесь подставой российских спецслужб? – спросил Богурджи.
Двух сумасшедших, как показалось монголам, старух привели в его штабной железнодорожный вагон, захваченный в городе «Н», куда вагон прибыл для планового ремонта и небольшой переделки. До прибытия на вагоноремонтный завод в черте города он принадлежал примадонне российской эстрады, что изрядно тешило самолюбие его нынешнего владельца. Всегда испытывавший тягу к искусству, Богурджи считал, что таким образом он приобщился к творческой прослойке человечества. Некоторые вещи, такие, как, например, розовое, с цветочками, биде, он посчитал излишними, и по его приказу последнее было демонтировано работниками вагоноремонтного предприятия. Зато внушительная, тоже розовых оттенков, кровать, занимавшая по площади целое купе, с кружевными простынями и пододеяльниками, нашла полное его одобрение. На ней он, не снимая мягких, из овечьей кожи, сапог, с удовольствием валялся в обеденный перерыв, с не меньшим удовольствием глядя по телевизору передачи театра Петросяна, включая миниатюру «Мой папа – монгол», которая почему-то так не нравилась его другу, великому Потрясателю вселенной. Вычитанная в желтой прессе новость, что в этом походном будуаре великая примадонна принимала своего фаворита Филиппа Пирпорова, который, кажется, тоже был монголом, изрядно согревала наивному степняку душу.
Однако сейчас ему было не до подобных, пусть и очень приятных, мыслей. Обнаруженные во время остановки вагона на сортировочной станции города Узлового, старухи на «Харлеях» вызвали немалые подозрения специального отдела армии и были по приказу командарма немедленно доставлены в его ставку-будуар. Принимал он их, естественно, на деловой половине вагона. Она была устлана коврами, имела сейф, где бывшая владелица хранила свои интимные вещи и бриллианты, небольшую барную стойку, и такую же небольшую площадку для танцев, оборудованную совсем уже миниатюрным помостом с шестом. Все это хозяйство никогда не видевший сосредоточения такой роскоши монгол счел вполне подходящим для штабного антуража. Обнаруженные в усыпанном стразами шкафчике черные кожаные маски, кожаные ботфорты, наручники и кожаные плетки, принадлежащие старой хозяйке, которыми она, по слухам, некогда стегала своего бывшего фаворита, а ныне использовала для обработки Максима Балкина, оказались здесь как нельзя более уместными в качестве спецсредств для проведения допросов. И не без гордости за столь шикарные вещи, в рамках тенденции главкома к некоторой показухе, были развешаны, согласно его приказу, по стенам на специальных крючках.
– Вы слышали мой вопрос, – терпеливо повторил Богурджи, с трудом оторвав взгляд от огромного портрета Примадонны кисти Микаса Сафронова, украсившего одну из вагонных стен. – Кстати, не желаете ли освежиться?
По его знаку стоявший за барной стойкой воин в черной зэковской робе с контрастно белой бабочкой на шее, быстро наполнил три пиалы кумысом и, подскочив к лично проводящему допрос Богурджи, согнулся перед ним в почтительном поклоне. Тот подал еще один знак, и воин сноровисто расставил посуду перед странными, нацепившими цветастые банданы старухами.
– Эй, скажи своим, чтобы не озоровали! – выглянув в окно, возмущенно сказала Кузьминична. – А нам еще говорили, что у вас в Орде дисциплина...
Богурджи тоже посмотрел в окно, заметил столпившихся возле старухиных мотоциклов воинов, и нахмурился. Яростно жестикулируя, монголы обсуждали ходовые качества «Харлеев». Кто-то присел на корточки, заглядывая в мотоциклетное подбрюшье, кто-то деловито нажимал на седло руками, проверяя амортизаторы на упругость, кто-то просто восхищенно цокал языком. Побелевший от ярости командарм сказал штабным работникам что-то отрывисто-гортанное, двое из них поклонились, затем один сорвал с крючка кожаную плеть, второй – увесистый резиновый член. Они выскочили наружу и с улицы тут же донеслись звуки хлестких ударов и виноватые выкрики разбегающихся монголов.
– Инцидент улажен, – опять выглянув в окно, с удовлетворением сказал Богурджи. – Виновные наказаны. Но, могу вас заверить, мои воины не хотели ничего дурного. Просто восхищались вашей техникой.
– Ну-ну, – буркнула Петровна.
– Итак, барышни...
– Чем можем доказать, говоришь? – возвращаясь к теме, задумчиво повторила Кузьминична. Она разглядывала вновь вернувшийся на стену огромный резиновый член черного цвета, похожий на милицейскую дубинку, только более толстый и увесистый с виду. – А ничем... Твои люди наверняка пробили все наши данные. Этого достаточно.
– Пробили, – подтвердил Богурджи. – Вы первые в России воровки в законе, – с уважением сказал он, – хотя я и не понял толком, что это такое.
– Вот потому вы, монголы, и есть отсталый народ, – ввернула Петровна, – потому что у вас своих законников нет, как полагается в цивилизованных странах. Законники – они обществом востребованы. Без них никуда. Вот ты куда, скажем, пойдешь, если обидели? Не в суд же.
– Меня обидеть трудно, – заметил Богурджи.
Не успел он продолжить допрос, как отхлебнувшая кумыса Кузьминична зашлась в приступе надсадного кашля.
Под настороженными взглядами стоящих за их спинами воинов спецотдела, Петровна бросилась хлопать подругу по спине.
– Что это было? – через некоторое время сипло спросила та. Она еще тяжело дышала, но бледноватое доселе лицо быстро приобретало здоровые багровые тона.
– Кумыс, – просто пояснил Богурджи. – Напиток богов. Обладает способностью отгонять злых духов.
– Понятно... Значит, просто не в то горло попало, – чтобы не обидеть допрашивающую сторону, сказала Кузьминична.
– А водки нет? – деловито спросила Петровна, и командарм сделал еще один знак бармену...
– Итак... – повторил через некоторое время Богурджи. Вагон стоял на месте, но монгола уже слегка покачивало, и он не без оснований опасался, что может брякнуться со вделанной в пол стационарной тумбочки-сиденья. В который уже раз он подумал, что следует все-таки придерживаться монгольских традиций – сидеть на полу, пусть даже это происходит в железнодорожном транспорте. С другой стороны, как бы смогли сидеть на полу старухи со своими наверняка закостеневшими опорно-двигательными аппаратами? С третьей же стороны, они все же на допросе, поэтому их мнением интересоваться не обязательно. С четвертой же – они, пусть и старые, но все же женщины, а посему... А еще с одной стороны, они, как ни крути, не в Европе, потому как Россия – это никакой не запад, а всего лишь продолжение Монголии… Простая же мысль, что не следовало, подобно старухам, переходить на водку, командарму как-то не пришла в голову... – Итак, о чем мы с вами говорили...