Блуда и МУДО
Шрифт:
– Борис Данилович, извините за беспокойство, – пропищал телефон. – Это Милена Чунжина… Узнали меня?
– Драгоценная Милена, конечно, я узнал вас, – ласково ответил Моржов, ногой поднимая урну. – Уже по голосу узнал.
Своего телефона он Милене не давал. Значит, она сама где-то его раздобыла. Это показалось Моржову очень обнадёживающим, а потому приятным знаком.
– Вы сейчас в городе?
– Скажем так, что через пять минут я буду там, где вы пожелаете, – проворковал Моржов.
– Боря, с вами хотел бы поговорить Александр
Моржов озадачился. Встреча на троих – он, Манжетов и Милена – это забавно… Только вот для чего им встречаться?
– Давайте тогда в каком-нибудь кафе на площади у Гостиного двора, – обычным, будничным голосом предложил Моржов.
– Хорошо. Через четверть часа сможете?
– Смогу. Я всё смогу.
Он смог. На Крестопоклонную площадь он вырулил уже через двенадцать минут и сразу увидел Манжетова с Миленой. Они пробирались через парковку между машин. Моржов махнул им рукой, указывая на шатёр, где привык пить кофе по утрам.
Видимо, у таджиков, хозяев этого шатра, дела шли хорошо. Теперь под шатром стояли красивые столики, а само кафе было обнесено деревянной оградой. Моржов прислонил велосипед к этому заборчику как раз напротив стола, за который уселись Милена и Манжетов, перелез ограду и поздоровался с Манжетовым за руку. К их столику уже спешила девушка-официантка, тоже таджичка. Она была так же красива, как и прежний юноша, экономивший сахар, да и похожа на него, словно близнец.
– Нам только кофе, любезная, – по-деловому распорядился Манжетов за всех, давая понять, что разговор будет хоть и неформальный, но серьёзный.
Моржов закурил, рассматривая Милену и Манжетова. Манжетов выглядел устало, а Милена не поднимала глаз. Казалось, что они недавно поссорились, но не хотят выносить свою ссору на моржовское обозрение. Моржова кольнула ревность и зависть.
– Может, дорогая, тебе лучше было заказать мороженое? – негромко спросил Манжетов у Милены.
– Благодарю, – нейтрально отказалась Милена, словно не желала ни мороженого, ни предстоящего разговора.
Моржов насторожился, ожидая чего-то явно неприятного.
– Как ваши дела, Борис? – дежурно поинтересовался Манжетов.
– В порядке. А как ваши дела, Александр? – тотчас ответил Моржов, будто для проверки толкнул Манжетова в бок.
Манжетов чуть вздрогнул, словно сморгнул своё отупение. Нарушение субординации уравнивало его с Моржовым, а Моржов это сделал сознательно. Моржов решил атаковать первым. Манжетов, понимаешь, весь такой начальник, на тачке прикатил с красивой бабой, а Моржов – педали вращает. Значит, Моржову выгоднее воевать на благоустроенной территории соперника. Соперник побоится разрушать своё благоустройство, надеясь одолеть малой кровью, а Моржову плевать на благоустройство Манжетова, и для него на территории соперника оперативный простор шире.
Манжетов
– Всё ли нормально у вас в лагере?
– Вроде бы всё, – осторожно ответил Моржов.
Манжетов тоже закурил, протянул руку над столиком и передвинул пепельницу, которую Моржов подтянул к себе, ровно на середину. Это выглядело каким-то шахматным предложением компромисса. Но Моржову была нужна Милена, а не компромисс.
– До меня дошли слухи, что у вас проблемы с наполняемостью. – Манжетов поглядел на площадь, где разъезжались машины и сновали люди. – Что детей не хватает…
– Хватает, – непроницаемо сказал Моржов. – Погрешность в пределах нормы. А от кого вы узнали подобное?
Милена сидела с таким видом, словно внутри себя от всего отвернулась и ничего не слышала. На её высоких скулах тёплой тенью проступил неровный румянец – то ли от смущения, то ли от возмущения.
– Для вас это не важно, – хладнокровно пресёк тему Манжетов, давая понять, что есть вещи, в которые Моржову лезть запрещено.
Моржов мысленно похвалил Манжетова: тот легко восстановил субординацию, определив, кто здесь запрещает, а кто подчиняется.
– Я ведь не начальник лагеря, – по-иезуитски мягко сказал Моржов. – Почему же вы спрашиваете о лагере у меня?
Моржову пришлось играть на проценты. Его вовлечённость в дела Троельги была куда выше его полномочий, а вот вовлечённость Манжетова – куда ниже. В таком ракурсе официальная субординация теряла своё значение.
Девушка-таджичка принесла на подносике три чашки кофе. Моржов широко улыбнулся девушке и спросил:
– Сахар н-н-т?
Девушка тоже ответила ему ослепительной улыбкой – точно старому, всё понимающему другу.
– Н-н-т сахар, – сказала она.
Всё верно: это был прежний юноша, но трансвестировавшийся в девушку. На сахаре скопил деньжат для операции по смене пола.
– С вами интересно беседовать, Борис, – задумчиво произнёс Манжетов, помешивая в чашке пластмассовой ложечкой.
– Взаимно, взаимно, – закивал Моржов то ли услужливо, а то ли по-барски.
– Многие вещи вы понимаете априори, и не надо лукавить.
– Не надо, – согласился Моржов.
«Хрен чего ты сделаешь без лукавства, – подумал Моржов. – Даже эта фраза – заговаривание зубов».
– Я подозреваю… Нет, я уверен, что центр мозговой деятельности Троельги – это вы, – заявил Манжетов. – Поэтому и хочу поговорить с вами, а не с Галиной Николаевной и не с Михаилом Петровичем.
Манжетов имел в виду Шкиляиху и Каравайского.
– У нас в Троельге обнаружена мозговая деятельность? – дебильно обрадовался Моржов. – Наконец-то! Вот это да!
– Я хотел сказать, что вы – инициатор и вдохновитель всей активности лагеря, – поправился Манжетов.
– Наверное, вы намекаете на нашу жалобу в областной департамент образования? – предположил Моржов.