Блудное художество
Шрифт:
– И что же, не отдают за него? Встань, сударь, - велела государыня.
– Подумай хорошенько. Ты теперь будешь носить дворянскую шпагу, станешь офицером, тебе нужна жена, достойная того…
Федька не вставал, а лишь глядел - и Екатерина Алексеевна, сама способная до смерти влюбиться, даже в нынешние свои годы, все поняла.
– Да кто ж такова?
– спросила она.
Федька ничего не мог поделать со своей немотой - произнести имя Вареньки было выше его сил.
Но Левушка снова пришел на помощь.
– Он, ваше величество, в девицу дворянского звания влюбился, уж года два тому будет. Он и не чаял, что когда-либо найдет способ к ней посвататься, а теперь, по вашей милости, любовь свою сможет увенчать как полагается!
– выпалил поручик Тучков, и Архаров снова позавидовал ему: Левушка знал, что должно нравиться государыне.
– Два года молодец о том молчал?
– государыня обвела взглядом мужчин и ободряюще улыбнулась Федьке, но он уже ничего от волнения не разумел.
Вдруг царица подошла к нему совсем близко.
– А любовь-то заперта в сердце за десятью замками, ужасно как ей тесно, с великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть выскочит, - не только лукаво, не только с душевным сочувствием, но и с изрядным кокетством произнесла она.
– Ну, говори ж, сударь, как звать девицу? Она ведь девица?
Федька вздохнул - имя было настолько для него свято, что боялся прикоснуться устами.
– Варвара Пухова, ваше величество, княжны Шестуновой воспитанница!
– бойко доложил Левушка.
– И он также девице не противен. Да она знала, что за него не отдадут, оттого и горевала.
Федька дернулся, словно горячий жеребчик, стремительно повернулся к Левушке и чуть было не брякнул: да что ты врешь?! Насилу сдержался.
– Как? Та самая Пухова?
– государыня повернулась к Архарову.
– Он, ваше величество, ее от смерти спас, - сказал Архаров.
– И когда некие злоумышленники желали ее похитить, чтобы с ней обвенчаться и великое смятение произвести, бежать ей пособил и при сем был ранен шпагой в грудь.
Сказал он это с умыслом - чтобы царица вспомнила князя Горелова с его затеями и оценила верную Федькину службу.
Государыня помолчала и вновь обратилась к Архарову.
– Мне княгиня Елизавета Васильевна сказывала, будто к девице Пуховой иная персона свататься желает, верно ли?
Архаров опустил глаза. Иная персона… как же теперь отвечать?… околесица какая-то выйдет…
Собирался, собирался, да кто ж знал, что времени на это уже не станет?
Молчание могло затянуться надолго, но догадливый фаворит, все это время лишь слушавший, решил вмешаться в разговор.
– Ваше величество, а не отдать ли и впрямь девицу Пухову за полицейского служащего?
– спросил он.
– Тем вы разом всю суету вокруг нее и все сплетни и слухи прекратите. Сразу станет всем ясно, что слухи были пустые.
– А коли отдать за видную в свете персону, то и домыслы возродятся… впрочем, не смею указывать вашему величеству… - добавила Брюсша, очевидно, имевшая на государыню неоторое влияние.
Потемкин посмотрел на Архарова несколько свысока, весьма довольный тем, что сделал некую пакость обер-полицмейстеру, орловскому ставленнику, не желающему отрекаться от былых своих покровителей.
Ну что же, подумал Архаров, сего следовало ожидать.
Левушка, несколько растерявшись, вертел головой - ему непременно нужно было видеть разом и государыню, и фаворита, и Архарова, и коленопреклоненного Федьку.
– Вы правы, сударь, и ты, Пашотт, права, - церемонно сказала государыня.
– Встаньте, господин Савин. Девица Пухова - невеста ваша. Будьте с ней счастливы, любите ее примерно.
И протянула для поцелуя красивую белую руку.
Она не сообразила, что до сих пор Федьке ни разу не доводилось целовать руку даме, и он просто не знал, как к этому приступить.
Но он невольно умудрился растрогать Екатерину Алексеевну - когда нерешительно подвел обе свои руки под ее ладонь и замер в недоумении - то ли тянуться губами и всем телом вперед, рискуя грохнуться на паркет, то ли тащить к себе царственную кисть.
Государыня шагнула к нему, и непосильная задача разрешилась сама - губы Федькины ткнулись в душистую кожу и замерли, даже не пытаясь изобразить поцелуй.
Архаров смотрел на ошалевшего подчиненного и вдруг вспомнил вечер на чумном бастионе, когда мортусы впервые сняли перед ним свои черные дегтярные колпаки и дождевая вода текла по их лицам. Федька был сейчас странно похож на себя тогдашнего, и Архаров отвернулся, уставившись в паркет - воспоминание пришло на редкость некстати.
– Встань, Савин, - сказал он, потому что Федька, коли не вмешаться, так и будет торчать посреди кабинета коленопреклоненный до конца аудиенции.
Начальственный голос подействовал - Федька ловко поднялся, но соображения в его взгляде все еще не было.
– Ваше величество, что прикажете делать с сервизом?
– спросил Архаров.
Екатерина Алексеевна, опираясь на руку фаворита, обошла вокруг стола, полюбовалась замечательной шлифовкой, взяла в руки и с интересом рассмотрела изящнейшую ложечку. Брюсша же поднимала и изучала чуть ли не каждую тарелку. Архаров прочитал на ее лице простенькие фразы: уж кто, как не я, заслужил сей подарок? Кто, как не я, способствовал твоему, сударыня, счастливому союзу с сим богатырем?
– А ты бы как поступил, Николай Петрович?
В вопросе было лукавство.
– Вернул бы, ваше величество.
– Мы его вернем. Распорядись, Николай Петрович, доставить сей сервиз к французскому посланнику мусью Дюрану де Дистрофу… - государыня, прекрасно зная французский, имя нарочно выговорила на русский лад.
– И с приложением письма от мусью де Сартина - пропажа-де найдена, везите к своему королю! Тем более, что мусью Дюран де Дистроф теперь уж недолго у нас задержится. И, статочно, передаст сие художество собственноручно… тому, кто эту кашу заварил…