Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Шрифт:
Неожиданная победа норманнов, однако, не стала решающей: флот венецианцев не был уничтожен — он по-прежнему удерживал господство на море. Ему даже удалось причинить серьезный ущерб норманнам неподалеку от Бутринто; еще немного — и Гвидо вместе с женой угодил бы в плен [94] . Вновь захватив Корфу, Роберт встал на зимовку у реки Гликис, а затем — в городе Вонице, ближе к северу [95] .
Зима 1084/85 года выдалась особенно суровой — армия страдала от холода, голода и болезней. Ее ряды опустошала эпидемия (чумы, по мнению Вильгельма Апулийского), унесшая жизни 500 рыцарей и множества пеших воинов. Заболел и сам Боэмунд, вынужденный вернуться в Италию. «Боэмунд, захворав, просил отца своего позволить ему вернуться в Италию, страну, где врачей и лекарств имелось в избытке. Герцог позволил, хотя неохотно, уехать ему, ибо желал он, чтобы его славный отпрыск здоровье поправил. И дал он ему все, что нужно для путешествия», — замечает Вильгельм Апулийский [96] .
94
Анна Комнина. Указ.
95
Guillaume de Pouille, V, vv. 203–208. P. 247.
96
Guillaume de Pouille, V, vv. 223–228. P. 248. Речь, вероятно, шла о Салерно, славившемся своими медиками.
Итак, Боэмунд отправился в путь, а Роберт, дождавшись весны, возобновил свой поход. Он послал сына Рожера на остров Кефалонию, готовясь примкнуть к нему, чтобы руководить финальным сражением. Высадившись на острове в июле, в разгар жары, он присоединился к лагерю своего сына, куда прибыла и его супруга Сигельгаита. Подхватив лихорадку (вероятно, дизентерийную), 17 июля 1085 года Гвискард скончался в присутствии жены и сына, причастившись «телом и кровью Христовой». Анна Комнина, увидевшая в его смерти исполнение пророчества, не скрыла того, с каким удовлетворением ее отец воспринял весть о смерти опасного противника: «он воспрянул духом, ощутив, какая огромная тяжесть свалилась с его плеч» [97] . Она приписала смерть Гвискарда лихорадке или плевриту, уточнив, что его агония длилась шесть дней, однако пройдя мимо одного странного совпадения: этот свирепый враг басилевса скончался, возможно, в день святого Алексея [98] .
97
Анна Комнина. Указ. соч. С. 184.
98
Guillaume de Pouille, V, vv. 295–360. P. 254–256; Анна Комнина. Указ. соч. С. 184; Malaterra, III, c. 41. P. 82; In breve chronicon Nortmannicum // RIS, IV. P. 78. Относительно даты см.: Necrologium Casinense // Muratori, Riss, V, col. 75. B Chronicon ignoti civis Barensis sive Lupi Protospatae // RISS, V. P. 154 говорится о смерти Роберта Гвискарда в день Св. Алексея. Ромуальд Салернский (Chronicon // MGH SS 19. P. 411) указывает на то, что Гвискард скончался в Кассиопи, на острове Корфу; на его указание опирается Евдейл (Op. cit. P. 23).
Словно желая упредить подозрения, появившиеся в более поздних хрониках по поводу отравления Гвискарда, Вильгельм Апулийский приостанавливает повествование, подробно рассказывая о слезах сына Рожера Борсы и стенаниях супруги Гвискарда Сигельгаиты: она разрывала на себе одежды, раздирала свое лицо ногтями и рвала от отчаяния волосы. Хронист заканчивает описание емким выражением, довольно точно передающим характер Роберта: «Тот, кто никогда не позволял своим людям поддаться страху, кто всегда укреплял их дух, испустил дух сам» [99] .
99
Guillaume de Pouille, V, vv. 335–336. P. 254.
О его эпитафии нам известно от двух хронистов XII века, Вильгельма Мальмсберийского и Петра Бешена, каноника собора Святого Мартина в Туре [100] . В ней восхваляются его военные подвиги, в частности, победа над басилевсом и Генрихом IV: «Здесь лежит Гвискард, ужас мира, его руками тот, кого германцы, лигурийцы и даже римляне называли королем, был изгнан из Города. От его гнева ни парфяне, ни арабы, ни даже войско македонцев не спасли Алексея, которому оставалось только обратиться в бегство…» [101] Роберт де Ториньи, аббат монастыря Мон-Сен-Мишель, тоже увековечил победу Гвискарда над двумя государями; в своем дополнении к хронике Вильгельма Жюмьежского он писал: «Этот Роберт в один год победил двух императоров: в Греции — Алексея, греческого императора; в Италии — Генриха, римского императора» [102] .
100
Pierre Bechin. Chronicon / Ed. A. Salmon // Recueil de chroniques de Touraine. Tours. 1854. P. 56 (хроника составлена к 1137 г.).
101
Guillaume de Malmesbury. Gesta regum anglorum, IV, § 262 / Ed. R. A. B. Mynors, R. M. Thomson, M. Winterbottom // The History of the English Kings. Oxford, 1998. P. 484. Здесь я привожу перевод Taviani-Carozzi. H. La Terreur du monde. P. 492.
102
Robert de Torignyto. Gesta Normannorum Ducum, t. II, Interpolations dans Guillaume de Jumieges, ed. J. Marx, Rouen, 1914. P. 262.
Настаивал на победе Роберта над двумя императорами и Вильгельм Апулийский, завершая четвертую книгу своих «Деяний Роберта Гвискарда» возвышенной хвалебной речью:
Вот так победил он в один год и одновременно Двух величайших правителей мира: германского короля И владыку империи Римской. Последний из них в битву бросился и был разбит, Первый же был покорен лишь страхом пред его именем [103] .103
Guillaume de Pouille, V, vv. 566–570. P. 234.
4. Два единокровных брата
Смерть герцога Апулии положила конец экспедиции. Продолжать ее никто не помышлял — все, начиная с Сигельгаиты и Рожера, напротив, страстно желали вернуться
Для норманнской армии наступило время разброда и беспорядков. Одни воины перешли на сторону недавнего врага, продолжив карьеру наемника на службе Византийской империи, которую им не удалось победить, другие возвращались домой как могли, в смятении, которое Вильгельм Апулийский приписал исчезновению их предводителя: «Смерть одного стала причиной страха многих». Страх также был вызван неминуемым нападением врага [104] , а поскольку кораблей, остававшихся у них, было не так много, чтобы вместить всех, люди были готовы на все ради спасения своих жизней: некоторые бросались в воду, намереваясь добраться до кораблей вплавь. В довершение несчастий на флот обрушился шторм, причинивший значительный ущерб [105] .
104
Я не разделяю мнения Шаландона (Histoire de la domination normande. P. 286), считавшего, что такая паника могла быть вызвана лишь реальным нападением греков. О нем не упоминает ни один из источников. С другой стороны, смерть Гвискарда, отсутствие Боэмунда, нехватка кораблей, падение боевого духа войск, измены и отъезд наследника — все это привело норманнов в состояние заброшенности и беспомощности. Такая атмосфера вполне могла повергнуть воинов в панику при известии о возможном нападении греков, которое оказалось бы для них роковым.
105
Guillaume de Pouille, V, vv. 372 sq. P. 256; Анна Комнина. Указ. соч. С. 184.
Стихия не пощадила усопшего Гвискарда: корабль, перевозивший его тело, был разбит волнами; останки, упавшие в море, спасли с огромным трудом. В Отранто, куда наконец прибыли корабли, вдова Роберта, «всегда мудрая в своих решениях», справедливо опасаясь быстрого разложения тела в условиях влажного лета, велела похоронить сердце и внутренности супруга, а тело забальзамировать. «Потом она велела перевезти его в город Венозу, где были сооружены гробницы его старших сыновей. Герцога погребли подле них с большими почестями. Город Веноза озарен славой этих могил», — замечает Вильгельм Апулийский [106] . Веноза закрепила за собой назначение погребального памятника Готвилей.
106
Guillaume de Pouille, V, vv. 399–403. P. 258; Анна Комнина. Указ. соч. С. 184. Об этом некрополе см. также Taviani-Carozzi H. La Terreur du monde. P. 340.
Спешка Рожера и его матери легко объяснимы: наследование Гвискарда обещало быть щекотливым делом еще и потому, что Боэмунд уже находился в Италии. Жоффруа Малатерра точно охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в связи со смертью Роберта: «После ухода врагов Греция зажила свободно и счастливо, но Апулия и Калабрия познали смуту» [107] . Действительно, поясняет он, оба единокровных брата, Рожер и Боэмунд, желали владеть герцогством и стремились привлечь к себе сторонников. Решающим в данном случае оказалось вмешательство Рожера Сицилийского: он пообещал брату поддержать Рожера Борсу, чьи способности, как он знал, были ограниченными. Благодаря ему в сентябре 1085 года вассалы Роберта Гвискарда признали его сына, Рожера Борсу, герцогом Апулии ценой соглашения, выгодного для его дяди. Действительно, племянник уступил ему в безраздельное владение все замки Калабрии, которые он удерживал вплоть до сего времени в совместной собственности с братом Робертом [108] .
107
Malaterra, III, c. 41–42. P. 82.
108
Malaterra, III, c. 42; cm. Chalandon F. Histoire de la domination normande en Italie et en Sicile. T. I. P. 200, 287–288; Yewdale. Op. cit. P. 26.
Боэмунд, однако, не собирался отказываться от отцовского наследства. Убедившись в намерениях своего дяди, он, покинув Салерно, укрылся у Иордана Капуанского, вечного мятежника, выступавшего против герцогов Апулии, и начал готовиться к войне со своим единокровным братом [109] . Жоффруа Малатерра составил крайне лестный портрет Рожера, сделав из него образец рыцарства: юный, но уже опытный, усердный в военных занятиях, любящий компанию рыцарей, неутомимый, великодушный, любезный, защитник церквей, опора бедняков и страждущих… [110] Восхваления, внушающие недоверие. Историки же находят в Рожере Борсе больше недостатков, чем достоинств. Ральф Евдейл считает его недостойным своего титула и рода, лишенным воинской доблести и неспособным обуздать непоседливую норманнскую знать, несмотря на поступки, отличавшиеся особой жестокостью. Как и Фердинанд Шаландон, он признает правоту хрониста только в одном: новый герцог действительно был благочестив и набожен, о чем свидетельствует множество дарений с его стороны, а также основание им многих церквей [111] .
109
Orderic Vital, VIII, c. 7. P. 169; Manselli R. Italia e Italiani alla prima crociata. Rome, 1983. P. 44.
110
Malaterra, IV, c. 4. P. 57.
111
Yewdale. Op. cit. P. 26; Chalandon F. Histoire de la domination normande. Op. cit. P. 298.