Боевое Знамя
Шрифт:
– Одни солдаты шли в атаку, а другие не делали ничего, чтобы прийти им на подмогу, - лаконично объяснил священник. Преподобному Старбаку казалось, что атаки федералистов были близки к успеху, но выжившие жаловались, что подкрепление, которое гарантировало бы северянам победу, так и не выдвинулось из своих лагерей.
Джон Поуп почувствовал, как в нем поднимается гнев. Он не собирался объяснять свои действия каким-то надоедливым священникам, но Поуп знал, что в высоких военных кругах у него было мало союзников, и еще меньше в Вашингтоне. Джон Поуп был аболиционистом, а основная часть его соперников, таких как Макклелан, сражалась
Священник нетерпеливо кивнул. Он всё это понял.
– Но почему нам нужно ждать до завтрашнего дня, чтобы уничтожить змею? Мы ведь уже сегодня поймали его в ловушку, ведь так?
Поуп, не забывая о том, чего может добиться карандаш в руке проповедника, улыбнулся.
– Мы загнали Джексона на неровную местность, доктор, но не вполне отрезали ему пути к отступлению. Сегодня вы стали свидетелем тому, как во время великолепного сражения мы заставили Джексона придерживаться этого направления, пока наши ребята обходят его с флангов, - генерал продемонстрировал эту стратегию, окружив большой соусник мелкими судками.
– А завтра, доктор, мы снова атакуем с абсолютной уверенностью, что на этот раз мерзавцам не уйти, - он бросил солонку в соусник, забрызгав скатерть.
– Не уйти!
– Аминь, - произнес Макдауэлл с полным олениной и горошком в масле ртом.
– Вы видите лишь маленькую часть грандиозного замысла, - объяснил Поуп священнику.
– Разве в одной хорошей книге не говорится, что на свете есть такие вещи, о которых мы и помыслить не можем?
– У Шекспира, да, - сурово заметил священник, по-прежнему делая карандашом записи.
– "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам". Гамлет, первый акт, пятая сцена, - он закрыл блокнот и засунул его в карман.
– Так завтра, генерал, мы можем ожидать победы, которая встанет в один ряд с битвой при Каннах? Или при Йорктауне?
Поуп колебался, стоит ли заявлять столь высокие притязания, особенно перед лицом конгрессмена, хотя он сам их завысил.
– Если только люди Макклелана будут драться так, как должны, - ответил он, аккуратно взвалив всю ответственность на своего соперника. Никто не ответил. Вообще-то никто просто не хотел шевелить это осиное гнездо. Люди Макклелана были известны преданностью своему генералу, и многие из них противились тому, что должны подчиняться приказам Поупа, но боялись, что это нежелание может быть воспринято как отказ сражаться.
– Интересно, чем занимается Ли?
– спросил артиллерийский офицер с дальнего конца стола.
– Роберт Ли делает то, что у Роберта Ли всегда получалось лучше всего, - объявил Поуп, - сидит сложа руки, позволяя кому-нибудь еще сделать всю работу. Ли ожидает к югу от Раппаханнок и окапывается. Он послал Джексона, чтобы сорвать наши приготовления, но на такой быстрый
Ординарец принес кувшин с лимонадом для трезвенников и графин с вином для остальных. За окном фермы горели огоньки костров, там, где на склоне холма разбили лагерь ближайшие батальоны. Вдали наигрывал оркестр, и нежная протяжная мелодия разливалась в теплой летней мгле.
– Кто-нибудь разузнал, что войска мятежников делают в Гровтоне?
– спросил один из офицеров Макдауэлла, полив груши густыми сливками. Поступило несколько сообщений о силах мятежников, прибывших к открытому западному флангу армии Поупа.
– Паникерские слухи, - уверенно заявил Поуп.
– Видели лишь вражеских кавалеристов-разведчиков. Кавалерия, которая пытается разведать путь к отступлению, всегда является признаком агонии умирающей армии, джентльмены. Но только не завтра, и никогда больше. С этого момента наша армия будет идти только вперед. На Ричмонд!
– На Ричмонд!
– в один голос повторили офицеры, - к победе.
– На Ричмонд, - сказал конгрессмен, - и к перевыборам.
– На Ричмонд, - воскликнул преподобный Старбак, - и к освобождению.
И всё это будет утром.
Ночью каролинцы Хадсона соорудили новый завал перед железнодорожным полотном, где ни канава, ни примыкающая к ней насыпь не являлись препятствием для атакующих янки.
– Мне следовало подумать об этом раньше, - признался Хадсон.
– И мне тоже, - отозвался Старбак. Он помолчал.
– Правда, я думал, что появится Ли. Совершенно не рассчитывал, что придется драться целый день в одиночку.
– Я же вам говорил, - дружелюбно произнес Хадсон, - всегда ожидайте худшего.
– Но где же Ли?
– продолжал вопрошать Старбак, несмотря на совет человека более опытного.
– Одному Господу известно, - мягко ответил Хадсон, - и полагаю, нам просто придется драться, пока сам Господь не сообщит нам эту тайну.
– Я тоже так думаю, - уныло согласился Старбак. Он пребывал в мрачном расположении духа, осознавая, что в свое первое сражение на посту командующего Легионом успехов не добился. Легион дважды отходил со своей позиции, и хотя оба раза возвращался к железной дороге, понес тяжелые потери. Хуже того, две роты полка фактически взбунтовались. Старбак вспомнил смех Мокси и с абсолютной очевидностью понял, что этот насмешливый хохот был его шансом подавить сопротивление правофланговых рот раз и навсегда. Старбак знал, что ему следовало вытащить револьвер и пустить Мокси пулю промеж глаз, но вместо этого он притворился, что не слышит, и тем отдал победу противнику.
Процесс сооружения нового завала потревожили снайперы янки, не прекращая стрельбу и ночью. В темноте снайперы стреляли туда, где замечали движение у далекого костра, и эта постоянная опасность заставила всех держаться под прикрытием канавы или искать безопасное место у противоположного склона холма, где при свечах работали хирурги бригады. Собственные снайперы бригады отвечали на огонь янки, огоньки из их винтовок с тяжелыми стволами разрывали тьму маленькими точками. Стрелки прекратили огонь, когда их окликнули санитары с просьбой не мешать передвижениям людей с носилками, но как только санитары закончили свою работу и поблагодарили врага за любезность, стрельба возобновилась.