Боевое Знамя
Шрифт:
И лишь армия отделяла Легион от мести.
Старбак вернул снайперу винтовку, а потом спустился с холма, туда, где хирурги до сих пор трудились над вчерашними ранеными. Он поговорил с ранеными, а потом, с винтовкой мертвеца за плечом и горсткой оставшихся патронов в сумке, побежал обратно к железной дороге. Когда он двигался через кустарник, его попытался пристрелить снайпер, но пуля янки просвистела в футе от него, вонзившись в раздувшийся труп и спугнув рой мух в теплый утренний воздух. Старбак перепрыгнул через бруствер и соскользнул в канаву железнодорожного полотна, чтобы начать новый день.
Глава четырнадцатая
Первая волна атак субботнего утра началась с наступления двух рот пехоты северян, которые вышли из леса в стрелковой цепи. С примкнутыми штыками они осторожно продвигались вперед, словно нутром чуя, что приказы о наступлении на железнодорожное полотно были ошибочны.
– О Господи.
– начал капитан Дейвис идиотскую призказку, обладавшую магической способностью вызывать истерический хохот у всей армии Джексона.
– Не начинай, - прохрипел Старбак, но мог и не стараться.
– Опусти меня обратно, - с полдюжины солдат Дейвиса закончили предложение, разразившись хохотом.
– Придурки, - выругался Старбак, хотя никто не мог сказать, кого он имел ввиду - легионеров или группу янки, идущих по открытому пространству, на котором за вчерашний день полегли сотни.
– Какой-то идиот не разобрал приказы, - с нескрываемым удовольствием проговорил Дейвис.
– Агнцы на заклание, вперед!
– он поднял винтовку над бруствером.
– Не стрелять!
– крикнул Старбак. Он поджидал, когда основные части врага появятся у кромки леса, но похоже, янки вознамерились захватить железную дорогу одними только силами застрельщиков. Такое самоубийственное намерение лишь подтверждало правоту слов Дейвиса, что какой-то бедолага, офицер северян, не разобрался в полученных приказах, или, возможно, янки решили, что мятежники ночью оставили железнодорожное полотно. Старбак рассеял их заблуждение.
Он задействовал лишь две роты. Он хотел, чтобы остальные поберегли боеприпасы, но огня шестой и седьмой рот хватило, чтобы обратить северян в позорное бегство обратно к краю леса. На земле остались лежать два стрелка, а с полдюжины янки, хромая, убегали. Один из раненых безостановочно махал рукой, словно призывая конфедератов остановить стрельбу. Никто не выстрелил.
– Думаю, наши северные соседи прощупывали нас, Старбак. Нащупывали пульс, хотели узнать, теплится ли в нас еще жизнь. С добрым утром вас!
– говорившим оказался неудержимый весельчак, полковник Илайя Хадсон, неторопливо шагающий по железнодорожному полотну, словно совершая утреннюю прогулку.
– Надеюсь, вам хорошо спалось?
– Почти, - ответил Старбак.
– Шумная выдалась ночка.
– Да уж, ваша правда. Признаюсь, я бросил свои попытки уснуть и сбежал в лес, почитать Гомера при свете лампы. Меня поразили строки о том, как громко звенели стрелы в колчанах, когда лучники выступали на битву. Помните? Должно быть, Гомер слышал подобный звук, раз описал его. Вот это были дни, Старбак. Никакого сидения в окопах, встаешь вместе с солнцем, быстро приносишь жертвоприношение всевидящему Зевсу, а потом летишь в колеснице навстречу славе. А может, и смерти. Вы уже позавтракали?
– Холодным цыпленком и горячим кофе, - ответил Старбак.
Люцифер блестяще справлялся со своими обязанностями повара, хотя следовало признать, что в кладовой у паренька еще хранились припасы, захваченные на складах Манассаса. Настоящее испытание для Люцифера наступит, когда у него останутся лишь источенные долгоносиками галеты, прогорклый свиной жир и порченная солонина. Если, конечно, мальчишка дотянет до тех пор, когда предстанет пред этим кулинарным испытанием. Пока что беглый раб, по-видимому, был в восторге от мысли, что состоит в армии Конфедерации, хотя, несомненно, сбежит, взбреди ему в голову такая причуда.
– Прошлой ночью меня проведал мой сын, - сообщил Хадсон Старбаку, которому пришлось на мгновение задуматься, прежде чем он вспомнил, что старший сын Хадсона служил адъютантом генерала Ли.
– Том сообщил мне, что Ли вчера прибыл, - продолжил полковник, - но Пит Лонгстрит отказался пойти в атаку. Наш мистер Лонгстрит - придирчивый парень. Он любит убедиться, что под рукой достаточно глины и воды, прежде чем лепить свои куличики. Остается надеяться, что янки проторчат тут до тех пор, пока мы их не атакуем. А может, мне и не стоит на это надеяться. У моих ребят катастрофически мало патронов.
– Как и у моих.
– ответил Старбак.
– Что ж, если не останется ничего другого, - сказал Хадсон, - нам придется забросать их камнями!
– он улыбнулся в знак того, что пошутил, и ткнул тростью в склон канавы, словно фермер, проверяющий почву перед посевом.
– Вчера ваши ребята сильно пострадали?
– спросил он с напускным спокойствием.
– Довольно сильно. Двадцать три убиты и пятьдесят шесть в лазарете.
– Как и у меня, как и у меня, - ответил Хандсон, покачав головой при этом известии.
– Плохи дела, Старбак, плохи. Но ничем не поможешь. Какие же мы, простые смертные, глупцы. У меня кофе вскипел, если пожелаете нанести визит своему соседу, - Хадсон помахал тростью на прощание и пошел обратно к своему полку.
Лейтенант Коффмэн вернулся к своим обязанностям адъютанта Старбака. Два дня назад его легко ранило, пуля проделала рваное грязное отверстие в левом предплечье. Траслоу почистил и перевязал рану, и Коффмэн беспрестанно дотрагивался до самодельной повязки, словно желая убедиться, что признак его отваги всё еще на месте.
Он не имел никаких других отличительных знаков, в оборванном Коффмэне теперь невозможно было признать офицера, так как сейчас он носил винтовку, ранец и патронташ на ремне, а на грязном лице застыло обычное для рядового солдата полуголодное и опасливое выражение.
– Что теперь произойдет, сэр?
– спросил он Старбака.
– Зависит от янки, Коффмэн, - ответил Старбак. Он наблюдал за сержантом Питером Ваггонером, проводившим небольшое молитвенное собрание, и вспомнил, как другая группа людей охотно последовала за рослым сержантом к канаве железнодорожного полотна, где Ваггонер размахивал винтовкой как дубиной, в клочья разнеся очаг сопротивления янки. Старбака впечатлила не храбрость Ваггонера, а то, как люди охотно пошли за ним сражаться.
– Капитан Пайн!
– позвал Старбак командира четвертой роты.