Боевое Знамя

Корнуэлл Бернард

– Господи, как быстро летит лето! Уже одиннадцатое августа, - не умолкал Блайз, проставляя дату, - тысяча восемьсот шестьдесят второго года от Рождества Христова. Этот дурацкий карандаш чертовски царапает.

Покончив с датой, он откинулся в кресле. Пот обильно проступил на его тучном лице и покрыл пятнами воротник мундира.

– Итак, дамы, этот кусок бумаги подтверждает, что я со своими людьми реквизирую любую мало-мальски имеющую для нас ценность вещь в этом доме. Абсолютно любую! А когда мы отберем необходимое, вы назовете мне стоимость продовольствия и всего остального имущества, я запишу эти цифры в бумагу и подпишу своим Богом данным именем.

А вот что касается вас дамы, то вам следует хранить эту бумажку как зеницу ока, и после окончания войны, когда мятежникам намнут бока и добрый дядюшка Сэм приветствует вас всех вновь под семейным крылышком, вы предъявите эту бумажку правительству, а правительство в своем милосердии и доброте выдаст вам всю сумму. Всю до последнего цента.

И еще одна небольшая деталь, которую вам сперва необходимо уяснить, - он сделал паузу, вынув сигару из рта и улыбнувшись перепуганным женщинам.
– При предъявлении этой бумаги вы должны будете доказать, что оставались верны правительству Соединенных Штатов Америки с момента подписания этого документа вплоть до окончания войны. Всего лишь одно ничтожное доказательство того, что кто-либо в семье Ротуэллов носил оружие, или Господи помилуй, даже поднял его против Соединенных Штатов Америки, превратит эту бумажку в бесполезный мусор. А значит, вы не получите своих денег, дорогуша!
– весело рассмеялся капитан.

– Вы чертов грабитель, - проговорила молодая женщина.

– Если вы будете паинькой, - продолжал издеваться Блайз, - то возможно, и получите свои деньги. Так нам говорит генеральный приказ номер пять, а мы обязаны следовать приказу номер пять, да поможет нам Господь.

Он встал. Так как он был высокого роста, плюмаж на его шляпе касался кухонных балок, когда он подошел к перепуганной семье.

– Но существует еще и генеральный приказ номер семь. Ничтожные вы людишки, слышали ли вы когда-нибудь о генеральном приказе номер семь? Нет? Что ж, генеральный приказ номер семь определяет меру наказания для любого из жителей, осмелившихся поднять оружие на солдата Соединенных Штатов Америки, а из этого дома стреляли по моим людям!

– Это ложь!
– возразила старуха, ее крик заставил малышей опять расплакаться.

– Молчать!
– рявкнул Блайз. Дети всхлипнули и задрожали, но всё же сумели сдержать рыдания. Блайз улыбнулся.
– Приказом генерал-майора Поупа, наделенного властью президентом и конгрессом Соединенных Штатов Америки, мне надлежит сжечь дотла этот дом, дабы больше из него не стреляли.

– Нет!
– воскликнула молодая женщина.

– Да, - сказал Блайз, всё еще улыбаясь.

– Но мы не стреляли!
– упорствовала женщина.

– А я говорю, что стреляли, и когда дело дойдет до разбирательства, мэм, как вы думаете, чьему слову поверят президент и конгресс? Моему слову, слову офицера армии Соединенных Штатов, или вашему, жалобе хныкающей потаскухи отступников? Так кому же из нас, мэм, поверят?
– он достал из кармана серебряный футляр и открыл его со щелчком, показав белые фосфорные головки шведских спичек.

– Нет!
– женщина зарыдала.

– Капрал Кембл!
– заревел Блайз, и Кембл отлип от кухонной стены.
– Отведите ее в амбар, - приказал Блайз, указав на молодую женщину.

Женщина рванулась к ножу, торчавшему в столе, но Блайз оказался проворнее ее. Он отбил нож подальше, и, достав револьвер, наставил его женщине в голову.

– Я не черствый человек, мэм, я всего лишь торговец лошадьми, ставший солдатом, и как любой другой барышник несомненно предпочитаю удачные сделки. Так почему бы нам не обсудить всё в амбаре, посмотрим, сможем ли мы уладить дело мирным путем?

– Вы хуже, чем вор и грабитель, - ответила женщина, - вы предатель.

– Сэр?
– Кембл был обеспокоен приказом Блайза.

– Уведите ее, Кембл, - повторил приказ Блайз.
– Но никаких вольностей! Я сам с ней разберусь, - Блайз улыбнулся женщинам и детям.
– Я так люблю войну, мэм. Я так сильно люблю зов войны. Думаю, война у меня в крови, в моей горячей крови.

Кембл увел женщину, оставив плачущих детей, в то время как Блайз отправился за своей долей награбленного, прежде чем насладиться главным удовольствием дня.

В первую субботу после битвы капитан Энтони Мерфи начал принимать ставки на то, как долго протянет без спиртного полковник Свинерд. Это было чудом, соглашался весь Легион, что полковник продержался две ночи подряд, даже несмотря на то, что его трясло всю первую ночь, и никто не верил, что он продержится еще две без помощи спиртных напитков.

Даже после заявленного им преображения полковника ощутимо трясло, так сильно было переносимое им напряжение, и в пятницу вечером из его палатки доносились стоны, но всё же он перенес ту ночь. Перенес и следующую, а воскресным утром объявился на молитвенном собрании бригады с когда-то клочковатой, а теперь чистой и подстриженной бородой, вычищенными сапогами и с полной решимости улыбкой на изможденном лице.

Он истовее всех молился, оживленней всех выкрикивал "аминь" и громче всех затягивал гимны. И в самом деле, когда преподобный Мосс вместе с Легионом запел "О милосердия обитель, осталась ли капля милосердия для меня? Сменит ли Господь свой гнев на добродетель? Пощадит повелителя грешников, меня?", Свинерд взглянул прямо на Старбака и доверительно ему улыбался, пока пел.

После службы под открытым небом генерал Вашингтон Фалконер отвел в сторону своего заместителя.

– Вы корчите из себя полного идиота, Свинерд. Перестаньте.

– Это Господь превратил меня в идиота, сэр, и я благодарен ему за это.

– Я уволю вас со службы, - пригрозил ему Фалконер.

– Уверен, генерала Джексона обрадует известие о том, что его офицера уволили за любовь к Господу, сэр, - ответил Свинерд с оттенком своего прежнего лукавства.

– Просто перестаньте строить из себя идиота, - заворчал Фалконер и ушел восвояси.

Свинерд же разыскал капитана Мерфи.

– Слышал, вы принимаете ставки на меня, Мерфи?

Ирландец сперва покраснел, но затем признал, что это правда.

– Но я не уверен, что могу позволить вам поставить на самого себя, полковник, если вам этого хочется, - сказал Мерфи, - просто ребята могут посчитать вас заинтересованной стороной, сэр, вы следите за моей мыслью?

– Я не собираюсь держать пари, - ответил Свинерд.
– Заключать пари грешно, Мерфи.

– Вот оно как теперь?
– невинно спросил Мерфи.
– Должно быть, это протестантский грех, сэр, и мне еще больше вас жаль.