Боевой гимн
Шрифт:
К огромному изумлению Эндрю, этот голос принадлежал Пэту.
— Вы нашли «Питерсберг»?
— Буллфинч на всех парах идет к этой реке, — успокоил его О'Дональд.
— А ты-то как сюда попал? Только не говори мне, что прилетел!
— Я не сяду в этот летающий гроб ни за какие коврижки, — расхохотался Пэт. — Нет, я доехал на поезде до последней станции, а потом взгромоздил свою ирландскую задницу на лошадку покрупнее, и вот я здесь.
— Да это же восемьдесят миль пути!
— Он мне еще будет рассказывать, —
— Надо было позволить Эмилу вправить геморроидальные шишки.
— Этот мясник уже покромсал меня однажды ножом, когда я был без сознания. Больше я ему не дамся, особенно если речь идет о моем тыле.
— Что здесь происходило за время моего отсутствия?
— Один из наших дирижаблей обнаружил «Питерсберг» около десяти утра. Теперь Буллфинч полным ходом спешит на выручку Гансу. «Франклин» с двумя сторожевиками тоже направился к устью бантагской реки. А Буллфинч послал тебе записку, в которой говорит, что в этом рейде его ничто не остановит.
— Далеко им до места назначения?
— Тут у меня дурные новости. «Питерсберг» достигнет устья реки не раньше полудня.
Эндрю сокрушенно вздохнул.
— И это еще не все, — добавил Пэт. — Буллфинч долго был в гарантийном плавании. Их запасы угля подошли к концу. Он пишет, что им едва хватит топлива, чтобы добраться до того форта, но вот на дорогу обратно… — Пэт пожал плечами.
— А что «Франклин»?
— Идя с максимальной скоростью, он будет там через два с половиной дня.
— Это слишком поздно. На моих глазах люди Ганса отразили первый штурм бантагов, но это было только начало. Я видел свежие войска, двигавшиеся к крепости из города, и несколько поездов примерно в тридцати милях к востоку от этого форта. В первом штурме участвовали четыре-пять тысяч вражеских солдат.
— А сколько человек у Ганса?
— Порядка семисот, максимум тысяча.
— Боже милосердный! — вздохнул Пэт, — Буллфинч считает, что сможет взять на борт двести, ну, триста человек. А Ганс не уйдет, пока мы не заберем всех его людей. Ты ведь его знаешь.
— Возможно, к тому часу, когда мы придем ему на выручку, у него не будет и двух сотен. Я думаю, что завтра на рассвете орда бросит на штурм не меньше умена своих воинов и наверняка задействует тяжелую артиллерию. Сегодня я заметил у них только легкие пушки, но раз в форте есть тяжелые орудия, то и у бантагов должна быть осадная артиллерия, которую они смогут подтянуть к утру по железной дороге. Завтра до полудня Ганс окажется в настоящем аду, а ты говоришь мне, что мы доберемся до форта только вечером?
Пэт печально кивнул.
Пока они шли к обшитому вагонкой бараку, служившему им телеграфной станцией и временным штабом новой авиабазы, Эндрю рассказывал Пэту о перипетиях обратного полета.
— Слушай, этого Петраччи
— А у нас пропал один из дирижаблей, — перебил его Пэт. — Он должен был вернуться на базу уже четыре с лишним часа назад.
— Дьявол!
— Калин вне себя от ярости.
— Это еще почему?
— Да все из-за тебя, болван. Он пригрозил, что сорвет с тебя погоны за неподчинение.
До Эндрю не сразу дошло, о чем говорит Пэт.
— Он что, так рассердился?
— Эндрю, дружище, ты начхал на прямой приказ президента. Как ты думаешь, могло ему это понравиться?
— Он на моем месте поступил бы точно так же.
— Вот именно это я и сказал ему в своей телеграмме, — ухмыльнулся Пэт.
— А он что?
— Пока не ответил.
— Конгресс одобрил наши планы?
— Старик, ты знаешь, бывают такие минуты, когда я горжусь этой Республикой и верю, что она выстоит, несмотря ни на что. Конгрессмены единогласно проголосовали в поддержку любых действий, необходимых для спасения Ганса, даже если это будет означать войну.
— Единогласно? — недоверчиво переспросил Эндрю.
Пэт улыбнулся.
— Нашлось, конечно, двое-трое недовольных, но ты не забывай, что большинство этих важных персон, занимающих сейчас высокие посты, раньше служили в нашей армии. Я слышал, что сенатор Василий Греков вытащил из кармана револьвер и с гордостью заявил, что старший сержант Ганс Шудер лично дал ему однажды пинка под зад, когда он был рядовым во Втором Суздальском полку, и что он пристрелит на месте того сукиного сына, который станет трусливо возражать против оказания помощи национальному герою.
Эндрю откинул голову и расхохотался, хотя умом он понимал, что размахивание оружием в зале Сената совершенно недопустимо.
— А как на это отреагировал Марк?
— Рассмеялся и сказал, что проткнет мечом любого, кто попытается остановить Василия. Так что решение было единогласным. Услышав новость, что наш сержант жив, весь Суздаль словно сошел с ума. Отец Касмар призвал народ молиться за спасение Ганса.
— И они не боятся новой войны?
— Боятся, конечно, но пока что никто не выказывает страха. Это все будет потом. А сейчас все их помыслы только о Гансе. Общее мнение состоит в том, что он пожертвовал собой ради их спасения и теперь настало время отдать ему долг. Ганс был мучеником последней войны. Помнишь этого свихнутого монаха с севера, который сказал, что ему было видение и Ганса надо признать святым?