Бог бабочек
Шрифт:
Прежде чем решиться на ответ, я перечитываю три – нет, четыре раза.
«1. Устроим всё как в настоящем БДСМ. Ты моя рабыня, моя сука и мой секретарь. Во всём подчиняешься и служишь мне, как ты и хотела, выполняешь все мои приказы и поручения. Я имею право наказывать тебя, если меня что-то не устраивает.
2. Я каждый день должен быть накормлен вкусной домашней едой.
3. Я ничего тебе не обещаю и не клянусь в верности.
4. Тебе нужно будет кое-что купить. Потом сделаешь мне фотоотчёт и сообщишь цену, если нужно – возмещу. А именно: а) ошейник с поводком; б) верёвку (любую,
Стою в тени сплетающихся ветвей. В пыли на асфальте возятся муравьи; из проезжающей мимо Тойоты разносится громкий хип-хоп; клейкая зелень листвы кажется ненастоящей. Смотрю в небо. Оно тоже смотрит на меня – со снисходительно-манящей, чуть презрительной улыбкой Джоконды. Хочется прыгать, кричать, купить бутылку терпкого рубинового Кьянти и огромный торт, бесстыдно пропитанный шоколадом. Хочется упасть на колени и благодарить Бога – за то, что он исполнил даже то, о чём я не решалась и мечтать. Только одно знаю точно: мне не хватит для этого слов.
И ещё не хотелось бы, чтобы такую благодарственную молитву подслушал из рая мой дедушка. Или мой покойный научный руководитель, старый профессор-пушкинист, погибший в не по-пушкински абсурдных строчках аварии…
Слов хватает только на то, чтобы, не плача, написать тебе: «Да, мой господин. Мне нравится эта идея. Можно кое-что уточнить?..»
В тот день я впервые назвала тебя своим господином).
*
…– А связи всё нет, – вздыхаю, когда вызов в очередной раз срывается. Женщина-водитель – мой личный перевозчик-Харон – косится на меня с сочувствием.
– Очень может быть. Тут вообще почти ничё не ловит! Говорю же Вам: глушь.
– Странно. Вроде бы самый крупный оператор в России.
– Э-э! – она с усмешкой отмахивается. – Сразу видно, что Вы тут первый раз!.. Хотите, я позвоню?
– Ну, если Вам не…
– Да диктуйте, диктуйте!
Раньше, чем я успеваю договорить, она выхватывает телефон из кармана джинсов. Не то чтобы меня не радует эта провинциальная готовность помочь – грызёт сомнение: у меня нет разрешения давать кому-то твой номер, я не спросила, и…
Ладно. Допустим, что можно. Вряд ли ты выгонишь меня только из-за этого. Вряд ли, хотя и не факт: с тобой, как с погодой на море, никогда нельзя ничего гарантировать.
– Алло?.. – в телефоне чуть слышно твоё гортанно-мягкое «Да?»; что-то внутри меня по-кроличьи загнанно поджимается. – Эм, добрый вечер. Это Ольга, с такси которая. Юлия… Юлия же, правильно?
– Да-да.
– Юлия со мной едет, и минут через десять мы будем. У неё телефон тут не ловит. Да. Да. Да не за что! Ну всё, хорошо… Удаляю номер, вот, видите?
Качаю головой, не глядя на экран её телефона.
– Спасибо Вам огромное. С меня чаевые.
– Ой, да ладно! Привезёте потом что-нибудь из города. Шоколадку какую-нибудь сибирскую… Или коньячок.
На этот раз – о нет – она действительно подмигивает.
Дальше время растягивается и становится неестественно ярким; каждый вдох больно режет лёгкие. Уже – уже – уже скоро – шипит кто-то в голове; я желаю всего и всего боюсь; ожидание никогда не было таким мучительным – и таким извращённо-приятным.
У невысоких ворот я расплачиваюсь со своей Харонессой и вытаскиваю сумку из багажника. Сосны теснятся вокруг КПП – маленького кирпичного домишки; с одной стороны к нему подступает лес, а с другой – тянется металлический забор, за которым трудно что-либо разглядеть. Ветер завывает в ночной пустоте, и только за окном КПП тускло горит лампа.
В прошлом было так же: если мы договаривались о встрече, ты никогда не приходил заранее. Или точно вовремя, или немножко опаздывал.
Жду. Это привычное для меня состояние (наверное, не только для меня – для всего женского племени во главе с Одиссеевой Пенелопой), – но сейчас оно давит, как давит на уши вязкая тишина военного городка.
Первый удар сердца; второй-третий-четвёртый. Шаги в темноте.
Ты.
Проходишь через КПП, расслабленно поздоровавшись с кем-то внутри. Ты в чём-то серо-пушистом – уютная тёплая кофта; держишь руки в карманах и не улыбаешься, увидев меня. Всё так просто и тихо, но к горлу подкатывает колючий ком.
– Привет.
Два года. Две тысячи чёрных солнц.
Обнимаешь. Впервые за эти два года прикасаюсь к тебе; кофта очень мягкая и пропахла сигаретным дымом. Помню ту девушку, что подарила тебе её – Настю; ты тогда чуть не женился.
Даже не плачу; только дышать трудновато, и глаза подозрительно жжёт.
Отпустив меня, насмешливо спрашиваешь:
– Дрожишь ты не от холода, я правильно понимаю?
Запоздало чувствую, что и правда дрожу, как при температуре. Вот идиотка.
– Дрожу? Немного, наверное…
– И это все вещи? – подхватываешь мою сумку. – Негусто. Пошли?
Раньше, когда я ездила к семье на каникулы, ты иногда провожал меня на вокзал и смеялся: «Тебя же можно всю в эту сумку уместить, Тихонова – ты компактная, багаж компактный! Я бы донёс».
– Пошли.
Сонный солдат на КПП (совсем юное, присыпанное прыщами создание – наверное, его забросило сюда сразу после школы или колледжа), вопреки моим ожиданиям, не задаёт вопросов: хватает взгляда на лейтенанта Маврина. Даже мой паспорт не пригодился.
Мы проходим через КПП, и ты ведёшь меня к себе в дом; после больших городов кажется – близко, как в соседнюю комнату. Мы гуляли по Т. часами, и этого не хватало, чтобы полностью обойти хотя бы половину района. А здесь – весь военный городок можно окинуть одним взглядом и пройти за десять минут. К забору робко жмётся круглосуточный продуктовый магазинчик. С дюжину тихих домов – трёх- и пятиэтажных – дремлют в темноте, вокруг маленькой школы и футбольного поля возле. Ветер треплет мешки в мусорных контейнерах на заднем дворе офицерского общежития; на детской площадке видны качели и фигурки животных – в темноте не рассмотришь, каких. Фонарей мало, но в их блёклом свете заметно, что газоны идеально подстрижены, асфальт выметен, а бордюры выбелены с советской старательностью.