Бог из клетки
Шрифт:
– Добро пожаловать, – она картинно распахнула дверь, хотя внутри всё трепетало, и сердце подпрыгивало до самого горла.
Зато когда Талла возвращала заколку Агнессе, та смотрела едва ли не с восторгом. Неужели яд кончился или это временное перемирие? Знать бы ещё, за что шла война.
Они по одному зашли в дом, тускло освещённый просеянным через розовые занавески солнцем. Здесь действительно оказалось красиво – свежие цветы в вазах, пёстрые плетёные коврики, тысячи полочек с расписными тарелками и фигурками морских животных. Марбл не могла выбрать другое жилище. Как хорошо,
– Разделимся, – сказал Расс, оглядываясь деловито, совсем не как Талла.
Она хотела было удивиться – зачем? Но потом поняла. Наверх уводила лесенка с резными перилами, сама гостиная – большая, с несколькими дверями и люком погреба. Какой им смысл осматривать всё толпой? Но, если вдруг…
– Рыжуля, ты здесь караулишь, – обогнал её мысли Расс. – Если вернётся…
– Ага, – кивнула Агнесса, – тут заодно осмотрюсь.
Талла решила отправиться наверх. Если Марбл работала, то, наверняка там, где больше света, и где её сразу не застигнут нечаянные гости. Оглянувшись на жрецов, Талла положила ладонь на перила. Шаг, другой по светлым деревянным ступеням до солнечной мансарды. Вдох не принёс привычного в таких местах запаха смолы и древесины. Пахло морским побережьем, на которое, точно на алтарь, волны принесли своё подношение из водорослей.
На круглом столе около окна покоилась чаша с затуманенной жидкостью, рядом с ней – открытые баночки и развязанные мешочки с порошками и серыми сморщенными кусочками чего-то непонятного. Здесь будто мгновение назад была хозяйка… Вот она отложила длинную фарфоровую палочку, которой перемешивала жидкость, пошла к полке, чтобы заглянуть в книгу – не забыла ли чего. Талла склонилась над чашей, задержав дыхание. Интересно, что это в ней? Лучше, наверное, не трогать.
Могла Марбл забрать глаз с собой или оставила где-то здесь? В баночках на столе поблёскивали жидкости или что-то густое вроде масла, а в одной даже плавал мёртвый птенец. Конечно, прямо на столе такую ценность, как глаз, не оставляют. В шкафчиках и на полках тоже ничего. Только шкатулка – та самая, которую Марбл прятала.
Талла заглянула туда – волоски, кусочки ветхих тряпок, даже обрезки ногтей. Желудок скрутило, и скудная пища, которой поделился с ней Расс, попросилась наружу. Талла захлопнула крышку. Это всё от богов? Какая мерзость…
Она присела на корточки, чтобы поставить шкатулку на место. Её край чуть сильней, чем Талла рассчитывала, ударил по задней стенке. Гулкий звук – словно за шкафом пустота, а ведь он стоял вплотную к стене! Талла прощупала стенку, и ей показалось, что под пальцами слегка качнулась дощечка. Или не показалось? Надавила сильней с одного края – и дощечка поддалась, вывалилась. А за ней…
Нет… Не может быть… Откуда?..
Их оказалось два. Оба глаза Талла раньше уже держала в руках, но одного – тёмно-зелёного – никогда не должна была больше касаться. Никогда… Почему?
Трясущиеся пальцы никак не хотели подцеплять круглые гладкие шарики. Соскальзывали, промахивались. Грудь будто опутали ремни и кто-то тянул их, сдавливая всё туже, пока воздуха совсем не осталось. Как же так?..
В голове зашумело, свет куда-то делся – просто забыла сделать вдох! Талла, наконец, подхватила глаза Итера, крепко-крепко стиснула пальцы на гладких боках – до боли.
Почему два? Почему же их два?!
Она, пошатываясь поднялась. Ещё прежде, чем успела развернуться к лестнице, ощутила, что там кто-то стоит.
– Расс, я наш…
Ноги перестали держать. Спина ткнулась в деревянные рёбра полок. Звякнули баночки и миски, но ни одна не упала. Не упала и Талла. Налегла лопатками на шкаф, глядя, как в странном танце движутся к ней Марбл и Агнесса. Жрица первая. Медленными пугливыми шажками – на цыпочках и вытянувшись цаплей. Поперёк белой шеи лезвие клинка. Того красивого, узкого с ониксовой рукоятью – очень острого, Талла помнила.
Сзади легко ступала Марбл. Улыбалась из-за плеча Агнессы.
– Вернулась, милая? Ещё и с подружкой… Молодец, смогла сбежать от этого своего соланирца? Да ещё и память у тебя, я гляжу, хорошая.
– Марбл… – Талла не верила, что та способна надавить на лезвие, но не посмела шевельнуться.
– А эти милые шарики ты, пожалуйста, положи. Сломаешь ещё, а? После того, что ты сделала с моим амулетом от воров, я тебе, знаешь ли, не готова доверить хрупкие вещи.
Талла замотала головой. Один раз она уже отдала – своими руками и по доброй воле. Больше не имеет права. Марбл выгнула бровь:
– Совсем не жалко подружку? Милая, я ведь всё равно заберу, только рыженькой больше не станет.
– Зачем ты так? – прошептала Талла. – Мы ведь… Мы же друзья, разве нет? Я доверяла тебе. Зачем?
– Мне, знаешь ли, очень хочется жить. А ты чудо, правда, если бы мне так не хотелось немного подправить свою судьбу, мы бы так и остались подружками, честное слово. Собственно, нам ничто и не мешает, правда? Но сначала шарики.
Агнесса, такая бледная, во все глаза смотрела на Таллу. Умоляла отдать или наоборот? Где же Расс? Он же должен был услышать...
– Марбл, ну зачем же вот так? Я бы помогла тебе. Мы со Странником, – “Итером”... только бы Марбл не вспоминала это имя! – вместе помогли бы. За всё то, что ты для нас сделала. Зачем было красть?
– О, я очень сомневаюсь, что твой дорогой бог позволил бы мне уничтожить свой глаз. Но ты права, он мне очень поможет – прямо сейчас, – Марбл двинулась вместе с Агнессой к чаше с туманной жидкостью. – Подсоби-ка мне, рыженькая, а то у меня рука занята.
Та едва-едва кивнула, чтобы лезвие не царапнуло кожу. Марбл всучила ей сумку.
– Достань мешочек. Ага, да поосторожней, еле выторговала его. Так, а теперь доставай оттуда… Та-а-ак…
Талла смотрела, как Агнесса нервно дёргает завязки, извлекает на свет коричневый засохший корешок. По команде Марбл она раскрошила его над чашей, и что-то произошло. Жидкость будто взбесилась, пошла пузырями, брызнула в стороны. Несколько капель попало на кисти Агнессы, и та тихо вскрикнула. На белой коже, там, куда попали брызги, проступили красные пятна. Ей, наверное, так больно… Но Агнесса не скулила, только слёз не удержала, и они бежали по щекам, соскальзывали с остренького подбородка на ониксовую рукоять.