Бог Войны
Шрифт:
— Это точно, — ответил я и как можно безразличнее заметил: — А ведь я его не видел с того дня.
Приманка сработала.
— Он изменился, господин! — Фраомар умолк, а потом решил, что нужно как-то уточнить этот комментарий. — Он стал... — снова запнулся он, — стал величавым.
— Он ведь король.
— Верно, — как-то уныло ответил он, — я бы тоже стал величавым, будь я королем.
— Король Конопатый? — предположил я, он рассмеялся, и неловкость прошла. — Он здесь? — спросил я, показывая на огромный шатер, установленный в большом круге.
— Он поселился в монастыре в
Он умолк.
— Ты правильно полагаешь, — согласился я.
— Сказать королю, что ты здесь, господин? — спросил Фраомар, и в его голосе снова прозвучала легкая неловкость.
Я улыбнулся.
— Он узнает, что я здесь. Но если это твоя работа, то скажи.
Фраомар ушёл, и мы стали заниматься лагерем, однако я предпринял меры предосторожности и отправил Эгиля с дюжиной воинов разведать окрестности. Я не ждал проблем, здесь слишком много людей Этельстана, чтобы скотты или валлийцы затеяли войну. Но я не знал этой части Камбрии, и если начнутся сложности, мне нужно понимать, как отсюда убраться. Так что мы обустраивались, а Эгиль разведывал.
Шатры я собой не возил. Бенедетта собиралась сшить один шатер из паруса, но я убедил её, что мы умеем строить себе жильё, а лошадям и так нелегко везти на себе тяжелые бочонки с элем, мешки с хлебом и копчёным мясом, сыром и рыбой. Мои люди нарубили топорами веток и сделали простые двускатные шалаши, связывая ветки лозой. Нарезали ножами дёрн для крыши, а затем выстелили полы папоротником. Воины соревновались между собой, но не за то, кто первый построит, а за то, кто соорудит самый замысловатый шалаш. А победитель — впечатляющее жилище размером с небольшой дом — достался мне, и я разделю его с Финаном, Эгилем и его братом Торольфом.
Мы, само собой, заплатили строителям серебром, элем и похвалами, а затем смотрели, как два воина срубили и ободрали длинный ствол лиственницы и приделали к нему флаг Эгиля. Село солнце, и мы разожгли костры. С десяток моих христиан отправился туда, где сотни человек слушали проповедь священника, а я сел с Финаном, Эгилем и Торольфом и угрюмо уставился в потрескивающий костер.
Я думал о клятвах, о тревожной атмосфере в огромном лагере, где для поддержания мира необходимо держать вооруженных копейщиков. Думал о том, о чем умолчал Фраомар, и о том, почему мне велели прибыть в Бургэм позже остальных. Думал об Этельстане. В последний раз, когда я его видел, он благодарил меня за взятый Лунден, хвалил меня в зале, вызвав у воинов ликующие крики, и вместе с Лунденом он получил изумрудную корону. Но с тех далёких времен он не прислал мне ни одного письма и не предложил никаких наград. За строительство лагеря я заплатил людям серебром, но за подаренное королевство не получил ничего.
Wyrd bid ful ~araed. Судьба неумолима.
Служба кончилась, воины разбредались по хижинам, а монахи в тёмных рясах с надвинутыми капюшонами с пением двинулись через лагерь. Идущий впереди нёс фонарь, за ним следовала ещё дюжина, их голоса звучали глухо и уныло.
— Христианское колдовство? — мрачно спросил Торольф.
— Они просто молятся о мирной ночи, — отозвался Финан, осеняя себя крестом.
Монахи не стали приближаться к нашим жилищам, а повернули назад, к кострам, освещавшим вечернее богослужение. Их голоса затихли, а из валлийского лагеря донёсся взрыв женского смеха. Эгиль вздохнул.
— Почему мы не привезли своих женщин?
— Да потому, что нам они не нужны, — сказал Финан. — Здесь собрались все шлюхи от Меймкестера до Лигвалида.
— А! — улыбнулся Эгиль. — Тогда почему я делю хижину с вами?
— Можешь вместо неё заночевать вон в тех зарослях, — сказал я, кивая на юг, где темнела кучка деревьев, отделявших нас от валлийского лагеря.
И тут я увидел стрелу.
Освещенная ночным костром, она пронеслась как вспышка в темноте, внезапный отблеск огня на стальном наконечнике и светлых перьях. Стрела летела в нас. Я толкнул Финана влево, Эгиля вправо, а сам бросился наземь, и стрела чиркнула по моему левому плечу, порвав плащ.
— Уходим! — выкрикнул я, и мы вчетвером бросились прочь от костра, в тень, а темноту пронзила вторая стрела и уткнулась в дёрн.
— Ко мне! — проревел я.
Теперь я находился в безопасности, хижина прикрывала меня от лучника, пускавшего стрелы из темноты меж деревьями.
Эгиль, Торольф и Финан бежали ко мне. Мои люди покидали свои укрытия, шли к нам, узнать, почему я кричал.
— У кого есть оружие? — спросил я.
Отозвался хор голосов, и я немедля призвал всех следовать за собой.
Я бросился к зарослям, забирая чуть влево — не хотел вырисовываться на ярком фоне костра, хоть и знал, что буду замечен, несмотря на эту маленькую предосторожность. Но я решил, что лучник там лишь один, будь их два или три, атаковали бы залпом, не по одной стреле. А ещё я считал, что выпустивший ту стрелу, кем бы он ни был, уже удрал. Он наверняка увидел десяток бегущих воинов, заметил отблески пламени на наших мечах. Если он не намерен умереть, то, конечно, убрался восвояси, но я всё равно побежал туда.
— Беббанбург! — воззвал я, и воины подхватили боевой клич.
Мы с криками вломились в подлесок, топча кусты ежевики и древесную поросль. Новых стрел не было, и крики постепенно затихли. Я остановился за толстым стволом.
— А чего мы кричали? — спросил меня Берг.
— Вот, — Финан потянул стрелу, до сих пор торчавшую у меня в плаще.
Выдернув стрелу, он поднёс её к свету.
— Боже, какая длинная!
— Отойди в тень, — велел я. — Все отойдите.
— Мерзавец давно сбежал, — огрызнулся Финан. — Он нас не видит.
Луны не было, но пламя нашего костра и огни валлийского лагеря заливали рощицу мрачным красным светом. Я вдруг начал смеяться.
— Что такое? — спросил Эгиль.
— Мы должны были быть безоружными.
Я обвёл рукой столпившихся среди деревьев воинов — все были с мечами и топорами. Из укрытий к нам спешили новые люди, и у всех в руках блестело оружие.
Эгиль повёл несколько своих воинов к южному краю рощицы, но не дальше. Там норвежцы остановились, глядя в ночь в поисках лучника, которого поглотила тьма. Финан поднял стрелу.