Богачи
Шрифт:
— Я хотела бы завтра пройтись по магазинам. Составишь мне компанию?
Тиффани прилегла на софу и заложила руки за голову.
— Нет, уволь. Я завтра буду на взводе, какие уж тут магазины! Скорее бы состоялась премьера, тогда можно будет спокойно отдохнуть. И еще, я не перестаю думать о Заке. Мне кажется, я готова убить эту Смоки за то, что она помогла ему бежать из клиники и продолжает пичкать наркотиками. Уверена, что именно она втянула Зака в это болото!
Морган закурила, медленно и задумчиво выпустила струйку дыма и только потом ответила:
— Сказать по чести, Тифф, если бы она этого не сделала,
Тиффани удивленно посмотрела на сестру. Впервые Морган высказала такое здравое, логически выдержанное суждение о Закери.
— Да, ты права. Боюсь, что Зак это почувствовал уже давно, и теперь из его сердца никакими силами не вытравить ненависти к родителям. Но разговор сейчас о другом. Как избавить его от пагубного пристрастия к наркотикам и от дрянной девки, которая вцепилась в него, как клещ? Вероятно, Зак сейчас впервые в жизни ощущает себя самостоятельным, взрослым человеком. Говорят, что наркотики, особенно героин, рождают чувство ни с чем не сравнимой уверенности в своих силах, дают ощущение полета — наверное, от этого действительно трудно отказаться.
— Если хочешь знать мое мнение… — сказала Морган, наливая себе кофе, — я не удивлюсь, если он доведет себя до самоубийства или кончит жизнь в психушке. В конце концов, это личное дело Закери. Не можешь же ты всю жизнь нянчиться с ним и платить его долги.
Тиффани вскочила как ошпаренная.
— Как ты можешь так говорить! Ведь он твой брат! Ему всего восемнадцать. Мы не имеем права бросить его на произвол судьбы!
— В нем заложено стремление к саморазрушению, — ответила Морган. — Ему не нужна ничья помощь. Если человек становится наркоманом, он обречен. Бывают случаи излечения, но для этого нужна сильная воля. У Зака ее нет.
— Мне не понятно твое отношение к нашей общей беде, Морган. Если понадобится, я потрачу всю жизнь и любые деньги на то, чтобы разыскать Зака и вылечить его.
— Поверь мне, он того не стоит, — пренебрежительно пожала плечами Морган.
Сестры молча смотрели друг на друга. Две пары почти одинаковых зеленых глаз сверкали нескрываемой яростью. Наконец Тиффани развернулась и выбежала из комнаты, еле сдерживая рыдания, готовые сорваться с ее губ.
Через несколько минут она стояла под горячим душем, горькие слезы текли по ее щекам, смешиваясь с обжигающими брызгами воды. Ее нервы были натянуты до предела, как струны скрипки, побывавшие в руках безжалостного настройщика и, казалось, готовые в любой момент лопнуть с пронзительным звоном. Тиффани намылила шею и руки и сделала себе легкий расслабляющий массаж. Горячий душ помог окончательно прийти в себя. Наконец Тиффани пустила холодную воду и вновь ощутила себя бодрой и полной сил. Она насухо вытерлась и, выйдя в спальню, обнаружила Морган, которая сидела на краю постели с полным раскаяния лицом.
— Прости меня, Тифф. Я вовсе не хочу, чтобы мы поссорились в день
Тиффани поневоле улыбнулась. Морган снова была похожа на маленькую девочку, извиняющуюся за какую-нибудь шалость. Все осталось по-прежнему, ничто не изменилось.
— Забудем об этом, Морган, — ответила она, запахивая полы халата. — Я тоже погорячилась. Знаешь, я ужасно вымоталась за последние дни. Бывает, что и не сдержусь. Давай пойдем куда-нибудь поужинаем, а? Глорию я отпустила до завтра, а готовить самой что-то не хочется.
— Как здорово! — радостно воскликнула Морган, словно они с сестрой вообще никогда не ссорились. — А куда мы пойдем? Кажется, я целую вечность не была в Нью-Йорке! Так хочется куда-нибудь выбраться!
— Тогда выбирать тебе. Кстати, за ужином можем и поговорить. Ты ведь о чем-то хотела рассказать мне, не так ли?
— К чему спешить? Я пробуду здесь несколько дней. Мы можем спокойно пообщаться после премьеры.
— Ответь мне честно, у тебя с Гарри все хорошо? — взволнованно поинтересовалась Тиффани. Ей вдруг вспомнились собственные опасения, которые она испытывала во время свадебной церемонии сестры.
— Могу поклясться, что все в порядке, — ответила Морган и поцеловала Тиффани. — Мы с ним очень счастливы. Похоже, он с каждым днем влюбляется в меня все сильнее!
Наступил день премьеры. Тиффани плохо спала всю ночь и с самого утра не находила себе места. Когда пришло время собираться в театр и она стала делать макияж, у нее дрожали руки.
Целый день Тиффани провела за кулисами. Она лично проверила каждую деталь костюмов и проинструктировала костюмеров, как правильно и быстро переодевать актеров. Среди ее творений имелись такие, которые требовали ежедневной сухой чистки, а накануне премьеры нуждались в тщательном проглаживании — Тиффани проследила и за этим. Прохаживаясь вдоль бесконечного ряда вешалок, Тиффани диву давалась, как им с Дианой удалось уложиться в срок.
Однако форменный кошмар начался ближе к вечеру. Атмосфера достигла пика напряженности, так что находиться в театре стало невыносимо. За кулисами раздавались нечеловеческие стоны и вопли — это певцы пробовали голоса; между сценой и гримерными метался всклокоченный, со съехавшим набок галстуком и иссиня-бледным лицом режиссер и отдавал последние распоряжения хористкам и рабочим сцены; холл служебного подъезда был завален телеграммами, визитными карточками, букетами цветов и ящиками с шампанским до самого потолка, так что будка вахтера в них просто потонула.
Непередаваемое ощущение единения охватило всех причастных к предстоящему шоу. Все, начиная с именитых актеров и музыкантов и кончая рабочими сцены и гримерами, прониклись любовью друг к другу и ответственностью за общее дело. В этот момент Тиффани вдруг почувствовала, что люди, окружающие ее, стали ближе и роднее, чем собственная семья.
Режиссер, актеры, да и сама она ходили по лезвию ножа, поскольку если шоу не произведет ожидаемого фурора, безжалостные критики уничтожат их всех, будет скандал, и огромные деньги, вложенные в этот проект, пропадут безвозвратно. Тиффани понимала, что успех зрелища во многом зависит от ее костюмов, и готова была то плакать, то смеяться без всякой причины.