Богатыристика Кости Жихарева
Шрифт:
Граница между эстрадой и криминалом была зыбкой и в те далекие годы. Богатые воры и бандиты скоморохов очень даже привечали и приглашали на свои корпоративы.
Богатыми ворами и бандитами тогда были князья и бояре. В свободное от воровства и бандитизма время они устраивали веселые пиры-застолья, а что за веселье без скоморохов! И не былины слушали на пирах, а задорные неприличные песни да пляски-побаски.
А былины они сами сочиняли – пародийные, глумливые и тоже не слишком пристойные.
Высока ли высота потолочная,ГлубокаПотом стянет скоморох с себя портки, поворотится к публике, нагнется – ан у него там две забавные рожи намалеваны!
Как тут с лавки от смеха не упадешь! «Пацталом» и селяне, и бояре валялись!
Число бродячих затейников росло, возникали даже целые скоморошьи деревни – там в основном зимовали…
Конец тогдашнему веселью положил царь Алексей Михайлович под влиянием духовенства – ведь скоморохи высмеивали даже церковные службы и обряды, то есть кощунничали.
Зимой 1648 года на льду Москвы-реки сложили в огромную кучу все эти гудки и сопели, маски и наряды, скомороший транспорт (телеги и сани), примитивные декорации – и подожгли.
Что не сгорело, то ушло под лед.
О судьбе самих скоморохов летописи умалчивают – то ли от скромности, то ли от стыда. Но упоминаний о веселых и пройдошливых бродягах больше нет.
Перевешали, видно. С тех пор и существуют некоторые разногласия между властью и творческой интеллигенцией.
А возродил старое ремесло, как ни странно, сын строгого Алексея Михайловича Петр, впоследствии прозванный Великим.
Он тоже устраивал пародийные «всепьянейшие, всешутейшие соборы», где его вельможи надевали маски, запрягали в сани свиней и клеили себе на бритые лица бороды из пакли.
А немного погодя место скоморохов на Руси заняли… правильно, цыгане. Залезли из Европы в прорубленное Петром окошко.
С песнями, плясками и учеными медведями.
Большая-пребольшая
…Учащийся Жихарев торжественно въезжал на школьный двор. Весь личный состав учебного заведения выстроился, как на Первое сентября.
Тяжелый шлем на голове мешал обзору – как ни скашивал Костя глаза, не мог рассмотреть своего коня. И богатыристику в руке разглядеть тоже не мог, но твердо знал, что она налицо. С печатью и всеми подписями.
Потому что парни-старшеклассники, завидев этот документ, в ужасе разбегались, нарушая строй. Многие при этом ползли окарачь. То есть на карачках.
Старшеклассники и раньше-то старались не связываться с Костей, а уж при наличии богатыристики тем более.
На крыльце стоял старый директор Семен Ароныч с огромным букетом алых роз. Не миллион их, конечно, было, но где-то близко.
Богатырский конь остановился напротив директора.
И возговорил Семен Аронович:
Ой ты гой еси, могучий сильный бОгатырь!Ой ты гой еси, учащийся сын Жихарев!Хорошо тебе, что не побрезговалНашей школой муторной, докучною!Не нужны тебе ни физика, ни химия,Даже катет со гипотенузою!Уж не станем мы грузить твою головушкуПисьмецом Татьяны ко Онегину!Не к лицу богатырю чужие письма читать,Пусть ботаники этим занимаются!Не потребуем и глагол просклонять —Пред тобой любой глагол сам преклонится!Ни к чему тебе образование —Ведь оно у нас так себе, среднее.Ни к чему тебе все аттестаты зрелости,Коль владеешь ты богатыристикой —Никого зрелей тебя на свете нет,Нет на свете и боле не предвидится!И за те ли за успехи за дивные,И за те ли результаты олимпийскиеНаграждаешься ты медалию —Золотой ведь медалью, серебряной!Тут Косте вдруг стало так неудобно, что он проснулся.
Лежал он на куче сена посреди деревенского двора – но такого просторного, что на нем уместился бы с десяток бабушкиных подворий. Тут был и колодец с «журавлем», и всякие строения, и даже длинный стол с лавками по обеим сторонам.
За столом, покрытым белоснежной скатертью, сидели Колобок и Микула Селянинович. Точнее, сидел один Микула, а Глобальный катался по скатерти туда-сюда, как разминающийся фигурист-одиночник. Кузьмы-Демьяна видно не было – поди, отсыпался где-нибудь в темном тихом месте.
– Жор у него богатырский и сон богатырский, – сказал Микула. – Но мало ли на свете объедал да лежебок!
– Он не такой, – сказал Колобок. – Вот увидишь…
Но тут он и сам увидел, что Костя поднимается, и завизжал противно:
– Сколько ты еще будешь валяться, проглот окаянный? Перед хозяином неудобно: весь припас у него слопал! А от храпа твоего даже куры разбежались, гуси в теплые края улетели!
И Косте снова стало стыдно. Во-первых, он совершенно не помнил, как они приехали к Селяниновичу, что он там ел и как повалился спать. Во-вторых, он понимал, что Колобок строжится напоказ, но все равно…
Стыд – хороший стимулятор. Или мотиватор.
Костя, как смог, поклонился, и даже рукой махнул от неба до земли – так делали в школьном танцевальном ансамбле «Прялица» девчонки в кокошниках – но, может, тут и парням так положено?
А что положено говорить?
Кстати вспомнился мультфильм «Аленький цветочек».
– Спасибо тебе, хозяин мой ласковый… – начал Костя.
Микула захохотал басом, а Колобок захихикал гнусно.
Опять не угодил! Вспоминай, вспоминай…
– Э-э… Благодарствуй… это… Все было очень вкусно! Какая прелесть эта ваша заливная рыба!
Микула озадачился.
– Дивно, – сказал землепашец. – Тельное из осетра, кажись, было. Стерлядь на вертеле тоже имелась. А заливная… Василиса! Была на столе заливная рыба?
Тут Костя увидел, что на крыльце избы (ничего себе изба, с трехэтажный дом!) стоит краснощекая девушка с косой до земли – и ростом эта девушка никак не меньше самого Кости…
Костя же – без штанов, в одной рубахе до колен! А в таком наряде даже сам Шварценеггер довольно погано выглядит, если верить американским фильмам…