Богемная трилогия
Шрифт:
— Ну, хорошо, у них жизнетворчество, а вам-то зачем? — спросил генерал.
— Мне-то? Чтоб от людей не отставать, я там, где люди.
— Не шутите. Вы грандиозного таланта человек.
— А что, талант по струнке обязывает ходить? Главное, чтобы жить нескучно было.
— В тюрьмах веселее?
— А знаете, в тюрьмах, пожалуй, было и повеселее, чем у вас здесь, на воле. Я ведь везде работал. Где застанет жизнь, там и тружусь. Комфорта, конечно, маловато, но возможностей не меньше.
— Так не поедете, Георгий Николаевич?
—
— Так и доложить?
— Так и доложите. Они все засранцы, — сказал старик, — смотрят фигню и радуются.
— Я всегда относился к вам с интересом, — сказал генерал, вставая.
— Да уж, я монеты в задницу не засовывал.
— Ну, до скорого, — сказал генерал.
— Все там будем, — ответил старик.
Он вышел к гостям в трусах и майке. Мария не успела прикрыть его собой.
— Простите, но у меня нет смокинга, чтобы достойно встретить вас.
— Как же! — очнулась Мария. — Я принесла вчера пиджак из чистки.
— Нет также свежей сорочки, бабочки и пары блестящих штиблет, — продолжал старик. — Если вам это не смущает, пожалуйста, заходите. Вот смотрите, — сказал он уже в столовой, — как едят гении. Сейчас я буду есть. Переведите гостям.
Переводчица, смущаясь, перевела. Гости понимающе загалдели и стали рассаживаться. Один из гостей, толстый господин в очках, не отводил от старика особенно восторженных глаз.
— Смотрите, я буду есть борщ, — сказал старик. — Я привык есть борщ с чесноком. Ничего, что от меня будет дурно пахнуть?
И, наклонившись над тарелкой, он стал есть, нарочно громко чавкая и прихлебывая. Пока он так ел, гости вертели головами, пытаясь рассмотреть висящие на стене картины. Толстый господин в упор рассматривал старика.
— Здесь нечего смотреть, — сказал старик. — Лучшее я снес в сарай. Но там теперь тоже ничего нет. Правда, Мария?
Гости с тревогой посмотрели на Марию.
— Какой позор! — сказала она. — До чего я дожила! Он шутит, — обратилась Мария к гостям. — Переведите, мой брат — большой шутник. У него есть костюм, у него есть рубашки, я слежу за ним, просто у него сегодня такое веселое настроение. Переведите, скорее переведите, а то они обидятся и уйдут.
— Мы никуда не уйдем, — с небольшим акцентом сказал толстый господин, продолжая рассматривать старика. — Нам очень интересно.
— А-а-а, интересно, — сказал старик. — То-то я смотрю, он от меня не отрывается.
— Я тебя сейчас изобью! — злобным шепотом, приблизившись к брату, сказала Мария. — Здесь же при всех изобью.
— Злая сестра, сумасшедший брат — классическая схема, — сказал старик, вставая. — Вы уж извините, я накину на себя что-нибудь.
Он вышел на минуту и вернулся в расшитом золотом толстом бухарском халате. Гости ахнули. Переводчица заулыбалась.
— Нравится? Это халат моего покойного друга профессора Берга. Ничего, если я к вам в таком виде приеду? Не в протокольном, так сказать?
— Ничего, — сказал толстяк, не отводя от старика взгляда. — Вы можете приехать в любом виде.
— Ну да, ну да, — засуетился старик. — Чем бы вас развлечь? Мария, — обратился он к сестре. — Принеси наше богатство.
— Какое богатство?
— Мамину шкатулку. Я хочу, чтобы они увидели, С каким миллионером пытаются иметь дело.
— Ты сумасшедший, не собираюсь я приносить шкатулку.
— Мария, не позорь меня перед гостями, ты сама хотела как лучше.
— Но это мои драгоценности!
— Мария, ты создаешь о нашем доме превратное впечатление, надо же мне их чем-нибудь занять, тащи шкатулку.
— Я тебя убью, покажи им свои картины.
— Мои картины их совершенно не интересуют они даже меня не интересуют, им нужно другое. Хорошо, я сам схожу.
— Сиди! Ну, старый негодяй!.. Извините, пожалуйста, — сказала Мария гостям. — У брата такая причуда. Я сейчас, сейчас.
Она вошла в свою спальню, открыла маленьким ключом дверь черного секретера, где было последнее ее богатство. Она защитила его от старика, не дала раздарить, не дала разодеть очередную его куклу — мамины драгоценности. А теперь своими руками он заставлял принести их гостям, от него можно было ожидать чего угодно, почему он не умер в детстве, почему его не убил и в тюрьме такие же, как он, зачем вернулся, садист, на ее старую голову?
Она посмотрела на фотографию родителей, висящую над ее кроватью. Красавец мужчина с вздернутыми, как у Вильгельма, кончиками пышных усов и аккуратно причесанная женщина с бархатными добрыми глазами. Головка к головке.
— Паразит, — сказала Мария и пошла к гостям.
— Вот, — сказал он, принимая из ее рук шкатулку. — Теперь я буду вам рассказывать. Будьте внимательны и садитесь ко мне поближе. Вы, — обратился он к переводчице, — сядьте со мной рядом, так будет легче переводить. Вот. — Он извлек из шкатулки массивное золотое кольцо. — Это кольцо с сапфиром герцога Бенвенутского Талейрана-Перигора, которое он получил в подарок от Осман-паши и впервые надел на Венском конгрессе, это кольцо принесло счастье человечеству, в нем Талейран заключил мир на выгодных для поверженной Франции условиях. Ну, это вам, конечно, известно.
— Какого Талейрана? — удивилась Мария. — Это кольцо моего отца, он купил его во время Гражданской войны у одного еврея.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал старик. — Она не в курсе дела. Не обязательно все переводить. Передайте по кругу.
Кольцо с сапфиром стало оплывать комнату, переходя из рук в руки. Гости зачарованно рассматривали кольцо герцога Бенвенутского Талейрана-Перигора.
— Это ожерелье Марлен Дитрих, — сказал старик. — Она сама подарила его мне, когда увидела одну из моих кукол, сделанных в тюрьме. Я думаю, это не такая уж ценная вещь. То ожерелье, что было на моей кукле, стоило гораздо дороже. Но Дитрих все-таки, сами понимаете.