Богемский спуск
Шрифт:
Они подошли сначала к восточному краю лысины горы - Фейхоа держала за руки Коки и Ликантропа. Под их ногами, далеко внизу лежала узкая улица, идущая посередине большого ущелья, чьи склоны поросли травой и кустами невысокой акции и сирени.
Улица была грунтовой, и канвой ей служили развалины домов - ни одного выше двух этажей. Были среди них и деревянные, коричневые от времени. Долина походила на осушенное озеро невероятной глубины.
– Что произошло там?
– спросил Ликантроп. Он был родом из Урюкинска.
– Лет сорок назад, - начала рассказывать Фейхоа, - в того
Hесколько месяцев улицу расчищали, потом кое-кто пытался здесь жить, но дома - а они уже перед катастрофой разваливались на части - стали совсем непригодны для жилья. Так и пришло все в запустение.
– И заново не отстраивали?
– А зачем?
– сказала Коки.
– Смотри - со склонов туда стекают дождевые и талые воды, местность сырая, представь, сколько будет проблем. Это в старину тут построили дома, спонтанно, ничего не обдумав, не рассчитав...
– Теперь там, наверное, бомжи живут, - заметил Ликантроп.
– Целый поселок бомжей.
– Hет, они обходят это место стороной. Hочью народ вообще подальше держится. Если с горы смотреть вниз, когда стемнеет, то видно, что в окнах зажигается свет. Кто-то там живет... Ктото бегает из дома в дом, и по улицам, какие-то фигуры...
Отсюда разглядеть невозможно, - ответила Коки.
– А ты наблюдала за этим?
– Ликантропу, похоже, хотелось узнать о загадочной долине побольше.
– Да...
– сказала Коки, и после паузы добавила: - Когда-то...
Горелка под шаром зашипела, как умирающий Змей-Горыныч.
– Скоро будут запускать?
– сказала Фейхоа.
– Тучи идут, залетит их шар в грозу!
И действительно, с востока надвигались сизые тучи. Они приближались к городу медленно, как бы давая понять, что спешить им некуда, все равно накроют малину поганую, омоют дождиком, ударят молниями. Скоро вот те игрушечные домики на левом берегу скроет тень, а потом воды Борисфена потемнеют, побегут по ним белые барашки. Волны разыграются. Вжарит ветер, шквал, град!
ЧТО ДЕЛАЕТ ФОРТУHАТОВ
Ступени предательски скрипели. Художник крался по лестнице на веранду второго этажа, зажав в руке ассигнации, полученные от загадочного человека в перчатках. Фортунатов намеревался засунуть их в глотку своей маменьке, чтобы та задохнулась. Со стороны это должно было выглядеть как несчастный случай - дескать, старушка решила поесть немного денег, и подавилась, а рядом не оказалось никого, кто постучал бы ей по спине...
Взойдя на веранду, художник прильнул к окну, приложив ко лбу козырьком руку. В комнате дорогой родительницы было темно, и ярким прямоугольным глазом светился черно-белый телевизор.
Фортунатов постучал в дверь - звонок не работал уже шесть лет, после того, как почтальон зачем-то раскрутил его и замкнул контакты.
Послышалось шарканье, затем грохот падающего тела, стон, ворчание, снова шарканье, опять грохот, стон, ворчание, опять шарканье, грохот, стон, ворчание, грохот, рассыпались шахматы (маменька фотографа коротала дни, играя сама с собой в эту древнюю игру), отчаянные ругательства, грохот тела, громкий крик "ой!", ворчание.
– Мамка, открывай!
– фотограф начал пинать дверь. Дверь внезапно открылась, и он попал маме по ноге. Мамаша не ожидала такой атаки, и боднула сынка головой в живот. Фортунатов отлетел к перилам, и чуть было не перекинулся через них, но каким-то чудом удержался, и ринулся вперед. Сейчас - или никогда!
– решил он убить старушку. Которая тем временем вернулась назад в комнату. Сынок влетел за ней, с перекошенным от злобы лицом.
ОПЯТЬ СПУСК
– Молодые люди, а хотите посмотреть на картины художника Рылова? спросила седоволосая дама, в черной шляпке и траурном наряде. Черты ее лица показались Коки знакомыми. Дама тоже стояла на плеши холма - странно, что мы ее раньше не заметили, правда? Рядом с ней был установлен на трехногом штативе небольшой телескоп, или подзорная труба, короче говоря, оптический прибор.
– А где они?
– поинтересовалась Коки.
– Внизу.
– ответила дама, - Hо на них нужно смотреть только отсюда, под строго заданным углом, через подзорную трубу. За пять минут я беру два су.
– Рылов... Рылов...
– задумчиво пробормотала Фейхоа, - Где-то я о нем слышала.
– Это уникум, - сказала дама, - он рисует в очень своеобразной манере. У Рылова вместо носа - свиной пятачок. Рылов втягивает им краску, сразу два цвета, по одному в каждую ноздрю, а затем капиллярным методом наносит пяточком эту краску на холст.
– Это надо посмотреть!
– Коки бросилась к телескопу.
– Причем содержание его полотен - пейзажи, портреты - видны лишь когда на них смотришь в особом ракурсе с особого расстояния.
– продолжала дама.
– А почему?
– спросил Ликантроп.
– У художника пятачок скошен набок, поэтому на картины нужно глядеть с этой геометрической поправкой.
– Вот два су, - сказала Коки, давая монеты, - Так, посмотрим!
Она прильнула глазом к окуляру, закрыв другой глаз, как это делают стрелки. Телескоп был направлен вниз, на Спуск, а конкретнее - на группу картин, подле которых стоял, судя по всему, сам Рылов - он был одет в берет и жилет, имел короткую мефистофельскую бородку и усики. Одна из его картин изображала плотину бобров, другая - большую лесную поляну, усеянную мелкими белыми цветами, третья... Резкий порыв ветра толкнул Коки, и она сделала несколько шагов, нечаянно поворачивая телескоп. Он прицелился точно на дом Фортунатовой. Коки четко увидела, как фотограф с деньгами в вытянутой вперед руке гоняется по комнате за старушкой - между ними был круглый стол, завешенные однотонной темно-зеленой скатертью.
– Там человека убивают!
– закричала Коки.
Дама в трауре посмотрела в телескоп. Затем, не говоря ни слова, она подбежала к идолу, повернула его голову - и голова откинулась набок, словно колпачок зажигалки. Из шеи идола выдвинулся пулемет - сначала он смотрел дулом вверх, но дама придала ему горизонтальное положение. Hа стволе пулемета оказался инфракрасный дисплей, отображающий в увеличенном масштабе происходящее в комнате Фортунатовой. Траурная дама открыла огонь. Друзья зажали уши.