Боги, пиво и дурак
Шрифт:
Наверное, в этот момент я выглядел полным психом. Потому что мужик вдруг побледнел и попятился. Вокруг внезапно стало тихо: люди, позабыв о своих делах и шумных разговорах, с любопытством наблюдали за происходящим.
А я между тем продолжал, медленно наступая на него:
— … Пытать хорошо умею. И шкуру живьем сдираю качественно. Хочешь, покажу?.. — с искренней готовностью предложил я ему.
Гай одобрительно ухмыльнулся.
И тут жена мужика бросилась милому на выручку. Неловко соскочив с подножки, она всплеснула руками, охнула — и рванула к своему сокровищу. Выскочив прямо
— Люди добрые, да что ж это делается! На честного человека, посреди бела дня!..
Но я, развернувшись, уже пошел прочь от этой волшебной парочки, чтобы сгоряча не наломать дров.
Толпа зевак загудела у меня за спиной, а я шел, сунув руки в карманы и впечатывая подбитые каблуки великоватых сапог в булыжники мостовой.
Вскоре Гай нагнал меня.
Какое-то время мы шли рядом молча, а потом я остановился и спросил:
— Почему ты не предупредил меня?
— Не предупредил о чем?..
— Что все по моей одежде сразу поймут, где я работаю. Ты ведь поэтому так вырядился, да? Чтобы никто не догадался, что ты мастер топора?
Гай удивленно посмотрел на меня.
— Я-то да, — в своей привычной меланхоличной манере проговорил он. — А ты разве не специально так оделся? Чтобы все думали, будто бы ты — палач, хотя на самом деле ты в тюрьме миски моешь?..
— Я не только миски мою!.. — вспылил я…
И тут же осекся.
Мда.
В самом деле, не только миски. Но еще и ложки, котлы, окровавленные полы…
Гай был прав.
Он не пытался меня унизить, просто сказал как есть.
Но от этого становилось только хуже.
— Надо было мне тоже какое-нибудь барахло прикупить, — пробормотал я себе под нос, пытаясь свести все к шутке.
— Зачем? — пожал могучими плечами Гай, и невозмутимо добавил: — Тебе-то кружевным жабо не помочь. Слишком уж ты…
— Обрезок?
— Типа того. А мастеров моего дела хоть и не любят, но побаиваются — мы ведь со смертью на короткой ноге. Суеверные люди говорят, что палачу нельзя смотреть в глаза и трогать его перчатки и сапоги, потому что через них можно дотянуться до собственной смерти. Вот и получается, что одежда эта для тебя — как обережная кольчужка. В ней ты для всех сперва, палач, а уж потом… все остальное.
Ободряюще хлопнув меня по плечу, Гай зашагал вперед.
Я поплелся за ним.
— А вот в перепалки лучше не встревай. Этот-то ладно, сам не пойми кто, а если на кого-нибудь плащеносного наткнешься? Так что если вдруг плюнет кто, лучше молча утрись. А то попадешь к какому-нибудь особо щепетильному судье, и влепит он тебе клеймо от всей своей широкой души. А магическое клеймо, приятель, это тебе не плевок. Его не утрешь и не смоешь.
— Нахрена я вообще сюда приехал, — пробубнил я, хотя это было несправедливо.
Потому что ехать сюда однозначно стоило — пусть даже только для того, чтобы поблагодарить Арахну.
— Да ты не расстраивайся, — протянул Гай. — Сейчас выйдем на площадь, а там веселье, музыка, сидр — там все будет иначе. И среди девиц всегда найдется та, которой захочется потрогать жреца смерти не только за сапог и перчатку, уж ты поверь.
Я усмехнулся.
— А мне-то самому ее потрогать захочется? Ту,
Гай рассмеялся. Смех у него был резкий, отрывистый, как свист плети.
— А вот этого, прости, обещать не могу. Но опыт подсказывает, что сумерки и вино способны украсить любую женщину!..
Я невольно вспомнил свою утенку, и не смог сдержаться от невеселой улыбки.
Да уж…
— … И потом, ты красивый, молодой — глядишь, у тебя, может, даже выбор будет, — оптимистично закончил Гай.
Тем временем дома расступились, открывая вид на большую площадь с белокаменным храмом в центре.
И опен эйр, прямо скажем, оставлял желать лучшего.
Праздник здесь еще только разгорался. Прямо у входа на площадь возле растяжек с цветными лентами и гигантской надписью «Сидр ярмарочный» собралась большая толпа. Но, как водится, надпись-то была, а самого сидра все еще не подвезли, так что люди ворчали и поругивались, но не расходились. Чуть дальше бесплатной распивочной расположились торговцы пивом, вином, закусками и лакомствами. Здесь толпился уже народ побогаче. Подтаявшие леденцы блестели в руках у чумазых детей, окруживших смешно гримасничавшую обезьянку в красном ошейнике. Хозяин в рваной шляпе подыгрывал ей на длинной деревянной дудке. Дети хохотали, мартышка злобно скалилась, но поскольку она была маленькая и сидела на поводке, ее оскал тоже казался смешным и вызывал новый приступ смеха.
Чуть дальше уличные музыканты наигрывали незатейливый мотивчик, под который мясистая задорная танцовщица ритмично потрясывала складками на смуглом животе. Живот звенел пришитыми к поясу бубенчиками, танцовщица игриво улыбалась, хмельные и сальные от солнца мужики оценивающи прищелкивали языками, капали слюной и бросали на мостовую мелкие монеты.
Дальше довольная толпа тоже кучковалась вокруг каких-то развлекух уровня деревенского шапито, и, кажется, все были абсолютно счастливы.
Я невольно вспомнил легкие открытые коляски, в которых мчались куда-то очаровательные женщины в струящихся открытых платьях и мужчин в белых костюмах. Теперь было очевидно, что торопились они явно не сюда.
Где-то в городе параллельно проводилась совсем другая вечеринка, для красивых вкусно пахнущих девчонок с длинными волосами и мажоров, которым повезло родиться не уродами.
А чего я хотел? Чтобы они терлись в очереди около обезьяны?
Черт, я ведь по жизни не завистливый. Но сейчас именно это мерзопастное чувство застучало у меня в висках.
Я больше не хотел быть здесь. Совсем.
Вот сделаю подношение Арахне и свалю в свою берлогу нахрен.
— Выпьем? — предложил тут Гай, указывая рукой на пивную бочку. — Я угощаю!
— Давай, — с готовностью согласился я.
Протиснувшись к торговцу, мы немного потоптались в ожидании свободных кружек и, наконец, получили свое пиво.
Оно было кислым и разбавленным, но холодным, и за это я был готов простить ему все.
Подзаправившись пенным, мы пошли дальше толкаться на ярмарочную площадь. Гая тянуло к цирку, где сейчас между столбами проверяли закрепленный канат. Две тоненькие девушки в коротеньких пушистых юбочках и в шляпках с паучьими лапками, переминаясь, ожидали начала представления.