Боль мне к лицу
Шрифт:
Солнце верила Петру. Надеялась, что оказавшись на свободе, сможет жить так же, как и другие.
Вместо этого мы везем ее на погост с человеком, который так и не оправдал ее надежд.
Новое кладбище находится на краю города. Огромное поле с темным забором, церковью и служебными помещениями. Дорога до него не занимает много времени, и мы приезжаем одновременно со всеми.
— Она нравилась мне, — заявляет Петр, выключая двигатель. — Черт, я бы своими руками убил этого урода, — он ударяет по рулю ладонью
— Солнце была чудесной, — соглашаюсь я, — и мне до сих пор не верится…
Замолкаю, так и не договорив. Банальные фразы, которые ничего не меняют.
— Солнце? — Петр смотрит удивленно.
— Так ее называли в больнице. Мы хорошо общались с ней.
— Благодаря похожим преступлениям?
— Умеешь ты все испортить, — качаю головой, выходя из машины, пока Доронина — младшего не занесло слишком далеко в темы, которые я ни с кем не собираюсь обсуждать.
Вдали, над лесом, кружат темными точками вороны. Мы проходим по главной аллее, и снова Петр двигается рядом, словно привязанный.
— Может, отвалишь? — не надеюсь на положительный ответ, но все же спрашиваю.
— Сегодня мы с тобой неразлучны. Или я хуже Ивана?
— Хуже. Лучше помолчи.
Прощание выходит скомканным; я не отвожу взгляда от намогильного деревянного креста с именем
Когда доходит моя очередь, я, вопреки своим же словам, подхожу, наклоняясь к Лиле. Стараюсь не смотреть в лицо с закрытыми глазами, быстро вкладываю медальон в ее руки, ощущая могильный холод.
— Сберегла, как ты и просила, — шепчу, прося мысленно прощение. Могла ли я помочь ей, не дать стать жертвой убийцы? Ком застревает в горле. — Прости, Солнце, — и ухожу, не оборачиваясь, так же, как и в больнице.
«Она прощает тебя, — шелестит четвертый голос, а шептуны охают, удивляясь. — Теперь ей хорошо. Только найди его».
«Помоги мне», — прошу ее, но она выдает привычное:
«Не время. Ты все поймешь сама»
Поминок избежать не удается. Чувствую себя чужой среди родственников, но остаюсь в кафе только потому, что об этом просит мама Лили. С опаской смотрю на нее, но больше не вижу во взгляде Солнце.
По правую руку, словно сторожевой пес, сидит Петр.
— Мне кажется, тебе тут не рады.
— Тебя забыл спросить, — мы скрещиваемся взглядами, и каждый из нас не желает проигрывать. Доронин выжигает меня глазами. Сжимаю зубы, когда он приближается и произносит, — если девушка смотрит на тебя больше шести секунд, то она хочет либо убить, либо отдаться.
— В твоем возрасте пора прекратить верить статусам в социальных сетях.
На его лице появляется усмешка, но Петр тут же прячет ее, вспоминая, где мы находимся.
Я ощущаю маету, наблюдая за остальными людьми. Похороны, поминки — все это так близко к вере, которой во мне нет. Я впервые оказываюсь за поминальным столом и теперь мечтаю выбраться отсюда быстрее.
Нахожу маму Солнце, запоминая по разговорам, как ее зовут, и вежливо прощаюсь:
— Вы меня простите, Татьяна Викторовна, но мне нужно идти.
— Подожди, — женщина отводит меня в сторону, — она так с тобой встретиться мечтала, как вышла. Только о тебе и рассказывала. Говорила, что ты защищала ее там. Правда?
— Правда, — киваю я, думая, что так до конца и не смогла защитить прозрачную девочку. — Вы не знаете, о чем она хотела поговорить?
— Нет, — качает головой мама.
Мы уходим с Петром вместе. Я стреляю у него сигарету, поняв, что отделаться от него удастся лишь тогда, когда он захочет этого сам.
— Ну и долго ты будешь мне в затылок пыхтеть? — мы сидим на лавке, наблюдая за прохожими. Я позволяю себе ни о чем не думать, набирая полные легкие дыма и выпуская его через нос.
— Мне просто интересно, что в тебе нашел Иван.
Я вскидываю голову:
— Ну и что? Выяснил? Провел сравнительный анализ с Яной?
— Провел, — не отрицает Доронин. — Ты проигрываешь по всем фронтам.
— Не ново, — хмыкаю я. — Особенно в плане фантазий. Мне бы ума не хватило отослать любовнице похоронный венок.
— О чем ты? — я рассказываю адвокату о сюрпризе, устроенным женой его брата, а он в ответ хохочет.
— Это вполне в Янкином духе. Она очень мнительная и ревнивая.
— У вас с ней что-нибудь было?
Простой вопрос тут же лишает Петра хорошего настроения. Он смотрит на меня тяжелым, ментовским взглядом, но сегодняшний день позволяет привыкнуть к его манере поведения.
— Я бы мог ответить, что тебя это не касается. Но не буду давать повод трактовать мои слова в угоду собственной выгоды. Нет, между мной и Яной ничего не было. Она верная жена. В отличие от моего братца.
— Но ты к Яне не равнодушен.
— Не твоего ума дела. Ты влезла в чужую семью, непонятно, на что надеясь, и сейчас еще пытаешься накопать грязного белья?
— Мне это не нужно. Я люблю Ивана, даже если тебя коробят мои слова. И я вижу, что тебе нравится его жена, даже слишком. Удивительно, как Ваня терпел твое обожание, направленное на нее и не дал по морде.
— Да что ты знаешь? Для тебя она априори плохая, а ты — агнец божий. Отличная позиция для любовницы, — это не я влезла, это жена была хреновая, — Петр горячится, произнося последнюю фразу на женский манер и изображая пальцами кавычки. — Она прекрасный человек, и единственной ее ошибкой было выйти замуж за моего брата.
Он поднимается, оставляя меня одну, и уходит, не обернувшись.
Оказывается, от него просто избавиться, достаточно надавить на больную мозоль.
Докурив, достаю мобильный и набираю мамин номер, решаясь узнать, как у нее дела. Бодрый голос звучит оптимистично, но все еще вводит в ступор, что я могу вот так просто поговорить с ней.