Болевые точки
Шрифт:
К обеду, расправившись с вызовами, фельдшерские бригады съезжались, чтобы подкрепить слегка уставшие организмы обеденной снедью. Кто-то приносил готовое, ну а кто-то пользовал жареное сало, картофель или, на скорую руку, яичницу.
В дежурившей смене подобрались как-то все те, у кого контакта с Аллой Станиславовной не было априори. И она явно скучала, пребывая в пессимизме от того, что «и поговорить-то не с кем».
Как-то так вышло, что на работу она примчала с опозданием, и свой ланч оставила в домашнем холодильном шкафу, о чём сожалела весьма и весьма.
Парни же чистили картофель, нарезали для жарки сало. Сало было отменным. С проростью мясной, шкурочка мягкая и душистая, пахнущая соломой, выскобленная и обработанная с любовью и вложенная в сумку сына заботливой мамой, с огромным чувством благодарности, что не забывает родителей, что мчится в помощь на выходных, отдавать трудовую повинность в отчем доме.
Алла Станиславовна грела руки о глубокую фаянсовую кружку с чаем и смотрела фильм, но мысли её бродили в районе желудка.
– Алла Станиславовна, угощайтесь! – вдруг обратился к ней Валентин, фельдшер толковый, непьющий и к тому же справедливой закалки мужчина.
Он придвинул к ней нарезанные кусочки сала, аппетитно разложенные по кругу тарелки, а в центре маринованные огурчики кругляшами, солёные, хрустящие.
– Ой! Спасибо, Валентин. Я же сало не ем, – но тут она вспомнила, что вчера вкушала необыкновенного вкуса деликатес, – меня вчера друг угощал салом. Не сало, а сказка! – тут она берёт кусочек сала и кладёт его в рот. Несколько мгновений жуёт, а после глотает и тарелку от себя отодвигает.
– Нет. Это невкусное.
Валентин смотрит на неё ошалелыми глазами. Он, тот, кто предлагал ей дружбу и отношения (ещё до своей женитьбы), был отвергнут по причине скудости кругозора (а у Валентина кругозор один: бык в сарае, корова на пастбище, свинья в хлеву, сенокос, прополка, сушка, перевозка и т. д.). И он, предложив ей сало, как бы протянул ей руку мира, а тут…
– А какое же вы кушали? – налившись кровью в мгновение ока, налицо пытаясь сдержаться, спросил Валентин.
– Ой, как его, этот… А! Здор!
У Валентина вывалились глаза из глазниц, короче склер почти не осталось.
– Чего? – тихо и с подозрением переспросил Валик.
– Здор! – Алла Станиславовна смотрела на Валентина с улыбкой и непринуждённо стала ему рассказывать, как готовят сей чудо вкусный продукт.
Окружающие притихли и понимающе переглянулись между собою.
Свинью, перед тем как забивать, поят водкой с пивом. После бьют по заднице широкими дощечками, чтобы сало пропиталось кровью…
В комнате было человек семь. Все родом из деревень. Они, не мигая, смотрели на старшего врача смены и молчали. Они ждали подвоха.
– Так вот! – не унималась Алка – Ковуи его ели сырым, посыпая солью сверху. Вкусная вещь, доложу я вам.
– Вкуснее, чем трюфеля? – не сдержался Сашка и отвернулся к экрану телевизора.
– Алла Станиславовна! Зайдите в диспетчерскую! – шепнул динамик селектора.
Старший врач сполоснула чашку и, покачивая умопомрачительными ягодицами молодой девушки, поплыла в сторону скоропомощного сердца.
В комнате приёма пищи была немая сцена.
– Совсем сошла с ума! – кто-то тихо проговорил, и все уставились в экран.
Смена у Аллы закончилась в 19:45, и, передав все дела заступающему дежурному врачу, она с лёгким сердцем выкурила душистую сигаретку «Duhnhill» и прогулочным шагом направилась в сторону отчего дома.
Мать Аллы Станиславовны, женщина шестидесяти лет, пенсионерка и домохозяйка, ждала возвращения дочери с дежурства с накрытым приборами к ужину столом.
Алка опустилась на кухонный табурет и посмотрела на мать.
– Мам, а у нас нет дома сала?
– Что? Алчон, ты же вида его не переносишь.
– Ну, меня тут угостили намедни. Очень вкусным. Его готовят по-особому. И его ели ковуи…
– Какие ковуи? – посмотрела на дочь родительница.
– Ух, – вздохнула Алла, – неважно. Это сало называется… Ну, короче там, перед тем как забить свинью, её поят водкой с пивом.
Мать смотрела на дочь с удивлением и какой-то жалостью.
– После чего свинью привязывают и бьют, – Алла рассказывала с упоением и страстью, сверкая глазами, разбрасывая вокруг себя феромоны любви и счастья, – широкими дощечками по спине и заднице два часа! Чтобы сало напиталось кровью.
– Какая кровь? Как напиталось? Что ты мелешь? Какое сало?
– Сало? Здор называется… – Аллочка смотрела на мать и улыбалась.
Мать присела на кухонный табурет и посмотрела в глаза дочери.
– Боже мой! Какая глупость. Кто тебе это наплёл? – шумно вздохнув, она поднялась и повернулась к кухонной плите.
– Мааам… – протянула Алка, чувствуя что-то недоброе. Улыбка сползла с её губ.
– Доченька, здор – это самое никчемное сало, которое после забития и разделывания свиньи выбрасывают. И как можно бить дощечками свинью? Она же будет кричать, ей будет больно. Да ещё и два часа? У животного от возбуждения выделяется адреналин, всплеск гормонального фона, как результат – мясо, равно как и сало, станет непригодным для пищи.
– Тварь! – выдохнула Алка и рванула из кухни в коридор, к телефонному аппарату.
– Ты конченый придурок, ты дебил! – выла она в трубку. – Ты хоть понимаешь, что я на работе сегодня опозорилась! Теперь-то я понимаю, почему они смотрели на меня так, будто я сошла с ума.
Мать Аллы смотрела в спину дочери из кухни и думала: «Достанется же кому-то такое счастье…»
Дымок
После этой, вышеприведённой, истории Аллочка выдержала две недели и, конечно же, простила Вита. Вит же не придавал значения происходящему, так как был по своей натуре пофигистом с большой буквы П.
Аллочка примчалась к нему в очередной раз, и они весело проводили время. А время года было знатное. Осень – это так романтично. Первый день сентября, солнечно! В воздухе, ещё не осеннем, но уже и не летнем, витает нечто грустное, повествующее о днях былых, канувших в Лету.
Пригласил её Вит к себе на праздник осени. Алла ехала с недоверием, но в ней пылал огонь мести, хотя внутри себя она признавала, что шутка с салом была однозначно хороша.
Он встречал её у автобуса с букетом хризантем. Алла опешила, мол, что-то сталось с её другом, и букет принимала с недоверием и даже опаской. Вит же, в свою очередь, критично оглядев Аллу, бесцеремонно вонзился губами ей в шею, оставив сочный засос.