Больные ублюдки
Шрифт:
Ей на лицо упала прядь волос. Я сжимал и разжимал пальцы, стараясь заставить себя к ней прикоснуться. Но не мог. Кроме Чепела, который наносил мне татуировки, ко мне много лет никто не прикасался; впрочем, как и я сам. Я уже не помнил, как это делается. Я не выносил человеческого воздействия. Мне было отвратительно унизительное чувство прикосновения.
Я… я… я не мог.
Не успел я открыть рот, чтобы снова обратиться к Куколке, как вдруг позади нее раздался громкий вздох. Сжав в руке трость, я выпрямился, и увидел знакомое постаревшее лицо. Разрастающаяся дыра быстро сменилась темным удовольствием, когда
— Боже правый, — прошептала она, когда я пригладил руками свой черный галстук и жилет.
Я пристально уставился на эту суку. Небрежно опираясь на трость, я произнёс:
— Думаю, скорее Люцифер, — я кивнул головой в ее сторону. — Во всяком случае, для Вас.
Миссис Дженкинс нервно сглотнула и попыталась выскользнуть из комнаты.
— А-а, — цокнул я и покачал головой. Она тут же застыла, не сводя с меня глаз.
— Хит…Хитэн Джеймс... это... это невозможно…, — запинаясь, пробормотала она и ощупала меня взглядом. Каждый сантиметр моего тела.
— Кролик.
Услышав моё замечание, сука вздрогнула.
— Я — Кролик. Грёбаный Белый Кролик. Поэтому никогда, бл*дь, больше не произносите при мне это мужланское имя.
Она ещё больше побледнела, и перевела взгляд на сидевшую на стуле Куколку. Куколка по-прежнему не двигалась. Я перехватил рукой захваченную из машины коробку, и уже собирался протянуть ее миссис Дженкинс, как она вдруг спросила:
— Как Вы здесь оказались?
Я бросил коробку через всю комнату. Она приземлилась прямо у ее ног.
— Оденьте ее.
— Ч-что? — спросила миссис Дженкинс.
Я указал жестом на коробку у ее ног.
— Оденьте ее. Это не просьба.
Дрожа всем телом, Миссис Дженкинс взяла коробку и подошла туда, где сидела Куколка. Куколка на нее тоже не взглянула. Миссис Дженкинс сняла с коробки крышку и снова ахнула.
Она вскинула на меня свои старые глаза в густой сетке морщин.
— Нет…
Не успела она закончить свою мысль, как я сунул руку в карман и вытащил оттуда нож. Я провел плоской частью лезвия по своей щеке. Медленно. Сдержанно. Наблюдая за тем, как она испуганным взглядом следит за каждым моим движением.
— Вам лучше сделать так, как я прошу, миссис Дженкинс. Похоже, уровень моего терпения и великодушия по отношению к Вам достиг рекордно низкого уровня.
Она сглотнула и трясущимися от ужаса руками, вытащила из коробки синее платье, черный пояс и черно-белые полосатые гольфы. За ними последовали черные ботильоны и черный ободок, украшенный черным шелковым бантом.
Миссис Дженкинс выпрямилась.
— С того дня, как Вы уехали, она больше не надевала эти платья. Она… она теперь совсем другой человек. Она уже не одержима этой книгой…
Я отчетливо вспомнил тот самый день, о котором она упомянула. Кровь на Куколкиных полосатых гольфах, сползших до самых щиколоток, кровь на отделке ее нового взрослого синего платья…
— Я вернулся, сука, — выплюнул я. — Куколка снова будет ходить в цветном. Она опять станет моей Куколкой, а не этим уёбищем, которое вы все из нее сделали, когда разрушили ее невинный разум.
Я направил нож старухе в лицо.
— Оденьте ее. И побыстрее.
Миссис Дженкинс протянулась своей дряхлой рукой к Куколке. Мне пришлось собрать в кулак последние крупицы самообладания, чтобы не броситься вперед и не переломать эти старые кости. В нескольких местах, с наслаждением смакуя каждый без исключения хруст.
Миссис Дженкинс помогла Куколке подняться и повела ее в примыкающую к спальне уборную. Без единого намека на какую-либо осознанность Куколка последовала за своей няней. Подол коснулся пола, черное платье ниспадало вдоль ее стройной фигурки. Куколка была маленькой. Может, метр пятьдесят или около того.
Маленькой, но совсем взрослой.
Едва за ней закрылась дверь, у меня чуть не остановилось сердце при мысли о том, как она будет выглядеть, когда оттуда выйдет. Потом я подумал о ее мертвых глазах и понял, что Генри был прав. Понял, что случилось именно то, чего я больше всего боялся. Я молился лишь о том, чтобы мудрый совет Генри сработал.
— Если ее травмировали так сильно, как ты говоришь, если ее сознание такое хрупкое и незрелое, как ты думаешь, — сказал Генри, — она может оказаться совсем не тем человеком, которого ты когда-то знал.
— Что ты имеешь в виду?
— Вероятно, вытеснение в подсознание; когда я работал психологом, то занимался в основном пациентами с вытесненными эмоциями. Вследствие серьезного насилия или психологической травмы неуверенные в себе эксцентричные личности, вроде Куколки, могут закрыться. Человек с неокрепшим разумом ищет утешение аналогично тому, как прячется от страха под кроватью испуганный ребенок. Но ее убежище будет не под кроватью, не под одеялом или в шкафу, а в глубинах ее сознания. Возможно, Куколка укрылась за метафорической ментальной дверью — полное молчание и уход от реальной жизни. Отыщи уникальный код ее режима защиты. Возможно, чтобы как-то справиться, она позаимствовала другую личность. Новая личность, которую, по ее мнению, никак не затронули и не осквернили. Та, что сможет существовать в этом мире, поскольку она сама не может.
— Как ты? — спросил я. — Как ты с Хайдом?
При одном упоминании о другой, скрывающейся в его разуме сущности, лицо Генри омрачилось.
— Хайд и я… это единичный случай. Давай не будем об этом, — он подался вперед. — Если ты обнаружишь, что твоя Куколка ушла в себя, чтобы спрятаться от этого мира, ты можешь попытаться выманить ее оттуда хорошо знакомыми, но, самое главное, безопасными вещами. Вещами, которые она любила, обожала, которые ей нравились. Вещами для нее исключительно безопасными. Прежде всего, вещами, которые, с ее точки зрения, являются частью ее мира.
Я запоминал каждый совет, что давал мне Генри.
— Это может и не сработать. Потревоженный некогда разум некоторых людей потерян для нас уже навсегда, их темницы невосприимчивы к воздействию. Но если такой шанс есть, именно так ты сможешь вернуть свою любимую из того убежища, что находится у нее в подсознании. С помощью вещей, которые она любила.
Я стоял, прислонившись к стене и положив руку на трость; из воспоминаний меня выдернула открывшаяся дверь уборной. Это должно сработать. Она обязана вернуться.