Больные ублюдки
Шрифт:
Я поудобнее уселся на кровати, прислонившись головой к стене, выкрашенной в ярко-желтый цвет. Куколка потянулась к стоящему у нее на туалетном столике тюбику помады — к помаде ее мамы.
Розовая.
Она была ярко-розовая.
Она накрасила губы помадой, побрызгала духами себе на шею, а потом села рядом со мной. Когда мы с ней играли, она всегда наряжалась. Наряжалась и устраивала послеобеденные чаепития. Английский акцент и ярко-розовая помада. Сбоку возле кровати стояла фотография ее мамы. Было очевидно, что ей
— Кролик? — Куколка легла рядом со мной.
— Да?
— Тебе грустно? — ее глаза были такими большими. Я увидел в них слезы.
— Мне не грустно, — твёрдо ответил я и, скользнув вниз, посмотрел ей в лицо. Куколка снова пахла розами — мой любимый аромат. Эти духи… её…
Куколка положила мне на руку свою ладонь.
— Умер твой папа. Это печальный день. Ты…, — она казалась взволнованной. — Если хочешь, то можешь поплакать. Все в порядке. Я никому не скажу.
Я нахмурился.
— Я не плачу.
— Никогда?
— Никогда, — я попытался вспомнить хоть раз, когда я плакал. Такого никогда не было.
— Ты не будешь скучать по папе?
Я задумался над ее вопросом. И честно ей ответил.
— Нет.
Куколка ахнула.
— Но ты ведь скучаешь по своей маме, да?
Я покачал головой.
— Нет.
Прищурив глаза, я пристально разглядывал потрясенное лицо Куколки. Я подумал о своей маме. Вспомнил, как она высадила меня у ворот поместья Эрншоу. Представил, как она наблюдает за мной на кухне, прежде чем меня бросить. Подумал о том, как она плачет по ночам, шепча мое имя.
И совсем ничего не почувствовал.
— Она ничего для меня не значит. Никто ничего для меня не значит.
Куколка порывисто втянула в себя воздух, я почувствовал, как что-то обожгло мне грудь.
— Я… я тоже для тебя ничего значу, Кролик? Даже я? Твоя Куколка? — из уголка глаза выскользнула слезинка и скатилась вниз по ее щеке. Я увидел, как упала капля, и что-то у меня в животе оборвалось. У нее задрожала нижняя губа.
Я выдернул руку из ее ладони и вытер слезу большим пальцем.
— Только ты.
Куколка затаила дыхание, всматриваясь мне в лицо. Я взглянул вниз, не понимая, что это за чувство у меня в груди, а теперь и в животе.
— Что? — шмыгнув носом, спросила Куколка. Она взяла мою ладонь и крепко сжала.
Я посмотрел на наши руки, лежащие между нами на матрасе, и попытался представить, какой будет моя жизнь, если Куколка меня бросит. Если я ее никогда больше не увижу, также как маму и папу. В этот раз я уже не почувствовал пустоты…Я почувствовал всё. Я ощутил у себя в крови такой неистовый огонь и гнев, что у меня защипало в глазах.
— Ты что-то значишь, — стиснув зубы, сказал я. — Ты не такая как все. Мне на всех насрать. На всех до единого…кроме тебя.
Дрожащие губы Куколки медленно расплылись в улыбке. Она обхватила меня руками и обняла. Я никому не позволял к себе прикасаться, никому кроме нее. А она только и делала, что ко мне прикасалась — держала меня за руку, обнимала. Она не отрывала от меня рук.
Никто и никогда ко мне так не приблизится.
— Хорошо, — вздохнула она. — Потому что ты мой самый любимый человек. Самый-пресамый, какой только существовал на всём белом свете.
Ноющая рана в животе исчезла.
Куколка легла на спину, положив руку под голову.
— Теперь ты будешь жить с нами, Кролик.
Я кивнул. Мистер Эрншоу сообщил мне об этом после смерти моего отца. Сказал мне, что теперь он мой законный опекун, и что это было согласовано с моим папой, как только я приехал сюда жить. Если с отцом что-нибудь случится, я буду принадлежать мистеру Эрншоу. Теперь я принадлежал ему. Он сказал, что подготовит для меня комнату.
Мне хотелось, чтобы моя комната была рядом с Куколкиной.
А еще больше мне бы хотелось просто жить с Куколкой в одной комнате. Я все равно почти не спал.
В дверь постучали. Мы сели только тогда, когда вошла Куколкина няня, миссис Дженкинс. Увидев нас, лежащих на кровати так близко, она прищурила глаза.
— Хитэн, — произнесла она. — Мистер Эрншоу хотел бы видеть Вас в своем кабинете.
Она посмотрела на Куколку и сложила руки на груди.
— Где Ваша траурная одежда, Эллис? В такой скорбный день неуважительно носить цветную одежду.
— Я велел ей переодеться, — сев прямо, сказал я. Мне не нравилась миссис Дженкинс. Не нравилось, как она разговаривала с Куколкой, как вертелась вокруг нее.
— Я хочу, чтобы она всегда ходила в цветном, — Миссис Дженкинс посмотрела на меня. Я взглянул на нее, и мои губы изогнулись в презрительной ухмылке. — И никогда не надевала черное.
Кровь отлила у нее от лица.
— Пойдёмте, мистер Джеймс, — нервно проговорила она и повернулась к двери. Я посмотрел на Куколку. Она сидела, опустив голову и ссутулив плечи. Я встал с кровати и приподнял пальцем Куколкин подбородок. Она медленно подняла голову, а затем, в конце концов, и глаза.
— Я скоро вернусь, — пообещал я и кивнул головой в сторону ее любимой книги, лежащей на тумбочке. — Как приду, почитаю тебе.
Она улыбнулась, и все снова стало хорошо.
— Мистер Джеймс!
Я резко повернулся к миссис Дженкинс, которая, постукивая от нетерпения ногой, ожидала меня у двери.
Сунув руку в карман, я провел пальцами по циферблату часов и последовал по коридору за миссис Дженкинс. Мы шли по служебному ходу в кабинет мистера Эрншоу.
Миссис Дженкинс оглянулась на меня. Встретившись со мной глазами, она быстро отвела взгляд.