Болотные огни(Роман)
Шрифт:
— Есть немного, — ответила Ленка.
Борис рассмеялся, взял ее под руку и повел обратно, к скамейке под бузиной.
— Терпеть не могу бузины, — сказала она, садясь, — с детства.
— Это еще почему?
— Во-первых, ее нельзя есть.
— А во-вторых?
— А во-вторых, как только ее ягоды покраснеют, кажется, что уже наступила осень, когда на самом деле еще лето.
— А эту бузину?
— Это другое дело.
Борис так обрадовался ее ответу, что на радостях задал ей тот вопрос, который тревожил его все последнее время.
— Леночка, тебе нравится Водовозов?
— Водовозов? — Ленка подняла брови. — Он был у меня вчера.
— Где?!
— У меня дома. Там, где я обосновалась.
— Но ведь это неосторожно! Нам не разрешается к тебе приходить.
— Он человек опытный.
— Но зачем же он приходил?
— Уговаривать, чтобы отказалась от своего плана. Да еще как уговаривал!
— И что ты ему ответила?
— Сказала, что подумаю.
— И ты в самом деле хочешь подумать?
— Нет.
Борис задумался.
— А ты знаешь, Ленка, он в тебя влюблен, — сказал он, поднимая голову.
— Не знаю, — ответила она. — Просто он не хочет, чтобы я шла.
— Денис разрешит тебе, как ты думаешь?
— Если он не разрешит, это будет преступление. Ты же сам видишь: дело сложилось так, что нужно рискнуть, тем более что и риск-то не очень велик, по правде сказать. Подумай, если мы задержим кого-нибудь из них на месте — ведь это всё.
— Ты не ответила на мой вопрос — нравится тебе Водовозов?
— Водовозов? — повторила она беспечно и пожала плечами.
— Он ведь красавец, правда? — с горячностью (и тревогой в душе) продолжал Борис. — И потом, видела бы ты его на деле, он весь как стальной.
— А кто тебе сказал, что я люблю стальных?
— Что ты ни говори, — неизвестно зачем настаивал Борис, — а Денис ему сильно уступает. Вечно он колеблется, вечно сомневается.
— А кто тебе сказал, что я люблю людей, которые не сомневаются? — еще суше сказала она. — Денис очень хороший человек.
— Только вот воля у него не та.
— Воля? — она встала. — Знаешь, я думаю, что самый волевой из нас это Левка. Пошли по домам.
Нехотя поплелся за нею Борис, не понимая, почему все стало так плохо.
— Впрочем, он и в самом деле красивый, твой Водовозов, — сказала Ленка, когда они прощались. — И даже очень.
Правда, они встретились на следующий день, но опять поссорились, на этот раз из-за нэпа. Борис не мог с ним примириться, а Ленка его приветствовала.
— Конечно, не так это просто, — говорила она. — Иду я вчера мимо вашего магазина, купца Кутакова, или как там его, и вижу: здоровенные молодцы, краснорожие и потные, таскают мешки и ящики. Так бы и крикнула: «Эй, бабы голодные с ребятишками, давай налетай, кому сколько нужно!» Но этого нельзя.
— А по-моему, так лучше лапти жрать, — сказал Борис, — только бы не идти на уступки буржуазии.
— Кто как считает. Другие говорят — обрастут буржуи жирком, а мы с них этот жирок и срежем.
Борис почему-то насторожился, хотя сама по себе эта мысль была не нова и возражений у него не вызывала.
— Кто это так говорит?
— Ну хотя бы Водовозов.
— Ты что же, опять с ним виделась?
— Это к делу не относится.
В тоске Борис вернулся домой в тот вечер. «Что же здесь удивительного, — думал он, — Водовозов. Мимо такого не пройдешь. Надо забыть все, пока не поздно. Дали тебе поручение — выполняй. Недаром говорят, что любовь мешает выполнять долг». Но забыть он уже не мог.
Наутро настроение его немного улучшил Берестов.
— Ну, Борис, — сказал он, — пойдешь в родные леса. В поселке выследили бандитов — может быть, они обосновались в одном из старых корпусов. Знаешь такие? Поведешь наших сегодня ночью. Пойдете с Водовозовым.
В ту ночь Сережа не спал. Отец сообщил в розыск о корпусах — значит, сотрудники розыска будут сегодня ночью в лесу, а может быть, уже идут там один за другим в темноте. Сережа быстро оделся и вылез в окно. «Пойду без дороги, — подумал он, — все равно они меня не увидят — ни те, ни эти».
Он гордился собой, пока шел лесом: весь поселок дрожит перед бандитами; Борис Федоров, большой мужчина в сапогах, бежал из поселка; он, один только он выслеживает их ночью по лесам. Но стоило Сереже подойти к оврагу, как все эти бодрые мысли исчезли неизвестно куда — овраг был замогильно черен, из-под кустов кто-то смотрел, сыростью дышала глубина. Не повернуть ли назад? Ведь никто его сюда не посылал, никто не узнает об его отступлении. Однако, держась за кусты, он спустился в сырую темноту.
Пожалуй, это было и не так страшно, гораздо страшнее стало наверху, на освещенной луною просеке: впереди, близ тропинки, поджидал его человек.
Сомнений быть не могло: он стоял и ждал Сережу.
«Что делать? — думал Сережа, продвигаясь вперед только потому, что боялся бежать назад. — Отступить в лес? Нет, теперь уже поздно. И почему он так недвижен?»
Страшная мысль пришла ему в голову — такая страшная, что от нее ослабели ноги: живой так недвижно стоять не может.
Однако это был всего-навсего столб, невысокий и полусгнивший. Теперь Сережа ясно видел, что это столб, и все-таки ему страшно, было проходить мимо и позволить этому столбу оказаться у него за спиной. Он не удивился бы, если бы столб этот двинулся следом.
Словом, он был почти рад, когда подошел к корпусам, хотя именно здесь и была настоящая опасность. Вот они, корпуса. Черные коробки. Тишина. «Может быть, все уже кончено, — подумал Сережа, — а может быть, ничего сегодня и не будет?» Он сел по-турецки в кустах на колючие ветки и стал ждать. «Уж обратно я мимо этого столба не пойду», — думал он.
Шагов он не услышал, а просто почувствовал людей. Потом увидел нескольких человек, которые бесшумно подходили к тому самому корпусу, где укрывались бандиты. Забыв собственные тревоги, Сережа замер от страха за них, от гордости, что идут они по указанному им следу, и от счастья: впереди с револьвером в руке, очень серьезный шел Борис Федоров. Светила ярко луна, и Сережа хорошо все разглядел.