Болото
Шрифт:
Сыграли свадьбу, и мужчина увез ее в лес, в домик, который выстроила для него нанятая бригада. В лесу женщине не сразу понравилось – года два прошло, прежде чем она распробовала лес и стала с ним одним целым. В лесу выживают только те, кто сердцем к нему прикипел – остальных он отторгает, прогоняет. Не приживаются здесь чужаки. К тому времени у них уже родился первенец. И не успел сын появиться на свет, как выяснилось, что женщина снова беременна. Муж ее радовался – он с самого начала сказал, что хочет очень много детей, не меньше семи. Одно ее настораживало: если хочет большую семью, почему же дом построил такой маленький? Всего одна спаленка, гостиная, кухонька – просторно, светло, красиво, но даже с одним малышом тесновато будет. «Ничего, к дому можно потом еще один пристроить», – успокаивал он, а женщина и рада была всему на свете верить, потому что когда кого-то любишь, внутренний адвокат становится таким могущественным, что может найти объяснение любой нестыковке, лишь бы ты продолжал в сладкой сказке жить.
И вот она уже на сносях – второй малыш на подходе, и муж однажды уходит погулять с сыном – тот как раз только ножками своими пошел. Женщина час его ждет, второй, третий. Уже нервничать начала, к окну прилипла. И страшно ей стало вдруг – кажется, она впервые осталась вечером в лесу совсем одна. Это мужчина настаивал, чтобы у них домик не в деревне, а на отшибе был. Не любил он людей – умел быть вежливым, но предпочитал одиночество, и даже соседство было для него в тягость.
В полночь, когда она уже плакать от бессилия начала, муж наконец появился – один, без сына. Стал что-то объяснять путано – она в лицо его черное смотрела, а слов не слышала. Одно было понятно – пропал ребенок.
Второй родилась дочка, и повторилась та же история.
Третьего ребенка муж тоже однажды увел в лес, и тоже один вернулся.
Тогда женщина про цыганку, на рынке встреченную, и вспомнила. «Покажется он тебе ангелом небесным, но знай, что муж твой на самом деле – волк».
С тех пор женщина начала к любимому внимательнее приглядываться и заметила много странностей. Например, но никогда не ел то, что она готовила. Он вообще никогда не ел – во всяком случае, при свидетелях. Однажды она среди ночи проснулась от звука странного – как будто бы плеск воды, прямо рядом совсем, в комнате. Тихонечко глаза открыла и увидела мужа – тот склонил лицо над ковшом и воду лакал, языком, как пес. Еще однажды она видела – лето было, сидели они с мужем во дворе, он колыбельку детскую мастерил, ведь она опять была беременна. Вокруг них муха кружила, и в какой-то момент, забывшись, муж дернул головой, клацнул зубами, ловко муху в воздухе поймал и проглотил, а перехватив взгляд жены, на секунду растерялся, а потом сказал с улыбкой:
– Это я так шучу, тебя развлекаю!
Ближе к полнолунию лицо его всегда становилось странным – как будто бы немного вытягивалось вперед. В такие дни он все время кончиком носа шевелил – принюхивался. Иногда муж дома не ночевал. Другая бы женщина сразу об измене подумала, но учительница знала – не с кем ему шашни водить, не выходит он из леса. Однажды муж вернулся, и камзол его был весь в перьях птичьих вываленный, и в уголке рта тоже было перышко.
Но женщина все равно мужа своего продолжала любить, ни о чем его никогда не спрашивала, и он ей был за это, кажется, благодарен.
Четвертого ребенка муж однажды в лес увел. Пятого ребенка муж однажды в лес увел. И шестого ребенка муж однажды в лес увел.
И вот родился у них седьмой малыш, мальчик. Яковом его назвали. Женщине уже было сорок лет, и она давно перестала чувствовать себя счастливой – жила скорее по инерции, как будто бы выполняла предписанную ей программу.
Младшенького сына она больше других полюбить успела. Очень к нему привязалась. Он единственный уродился ее масти – остальные были лицом темны, как муж, а этот – светлокожий, с рыжими завитушками волос. И глаза, как озеро на рассвете, серо-голубые. Других муж младенцами в лес уносил, а Якова – только когда тому уже два года исполнилось. Женщина видела в окно, как они уходили, в спину им смотрела, и кажется, знала, что повторится мрачная история, но остановить волка не могла.
И в тот, седьмой, раз по-другому все вышло. Муж ее пропал, не вернулся больше из леса. Никогда она больше его не видела – да и может быть, оно было к лучшему. К тому времени он давно перестал казаться ангелом, она разглядела в нем волка.
А вот сыночек, Яков, не погиб.
Целый вечер она ждала, вот уже и ночь на лес черным занавесом спустилась. Не спалось женщине, все у окна сидела. Вдруг смотрит – что-то белое на дорожке, к дому ведущей. На зайца похоже, но двигается как-то странно, медленно, как будто ползет. Она кофту на плечи накинула, на крыльцо вышла и фонарем вдаль посветила, близоруко прищурившись. Синеватое пятно света выхватило младенца, ползущего по дорожке к дому. На четвереньках полз Яков, и его плюшевый комбинезон для прогулок был весь в грязи перепачкан. В свете фонаря его глаза всполыхнули красным, но мало ли чего привидится. В ушах голос давно оставшейся в прошлом цыганки звенел: «А седьмой в ту же ночь обратно домой вернется, да только ты ему дверь не открывай!»
Да разве же можно сына родного в дом не пустить? Бросилась женщина навстречу. Удивилась только, что так медленно ползет Яков, с трудом руки и ноги переставляет, но с другой стороны – кто знает, какой длинный путь пришлось ему проделать, чтобы дом родной найти. Странно, что он вообще нашел дорогу. Не заблудился среди деревьев, похожих одно на другое.
Женщина подлетела, на руки сына схватила. Он был будто немного тяжелее, чем ей запомнилось. И пахло от него не молочком и медовой детской кожей, а тиной и сыростью. Как будто бы он весь, каждая его клеточка, водой пропитался. В волосах ряска запуталась, вся одежда перепачкана, а лицо – одутловатое, как будто за щеками что-то держит.
Женщина принялась сына тормошить, целовать, а тот не реагировал – сонно и мутно смотрел на нее, не узнавал как будто. А потом хотел что-то сказать, рот открыл, и она разглядела – что-то черное за зубами его поблескивает и шевелится. «Плюнь!» – сказала, но Яков не послушался, и тогда женщинами зубы сына разжала, а там – жуки, весь рот жуками набит, живыми. Как будто гнездо они там себе устроили, а сын и внимания не обращает – словно удобно ему, с жуками во рту. Она доставала одно хитиновое тельце за другим. Жуки крупные, с длинными тараканьими усиками и махровыми лапками.
Принесла сына в дом, в тазу теплой водой омыла, всю грязь смыла, да вот только запах болота никак не уходил. Молока ему предложила – Яков отвернулся и плюется, не нравится ему больше теплое молоко. Наконец – уже глубокая ночь была – улеглись спать.
Муж так и не появился. Непривычно было спать на широкой кровати одной. Но женщина колыбельку с сыном поближе к себе придвинула. А уже светать начало – она затылком взгляд чужой почувствовала. Обернулась резко, а Яков стоит в своей кроватке, маленькими руками за бортик держится и неотрывно смотрит на мать, а его язык быстро-быстро сухие губы облизывает.
Глава 9
Да, много слухов про болото ходило по окрестным деревням. Однажды брат и сестра пошли в лес собирать осенние листья для школьного гербария. Сестра была постарше – десять ей уже исполнилось, а брат – первоклашка, к тому же бедовый. Бегал между деревьев и все норовил спрятаться от сестры за их бугристыми стволами.
– Вот увидит тебя лесная фея и накажет, в муху навозную превратит! – пугала сестра.
– А что это еще за фея? – заинтересовался мальчик.
– Говорят, их тут много, и все у болота живут. У них лица как у крошечных фарфоровых куколок, а животы раздутые и бордовые, как у комаров, которые крови насосались. А ручки у них длинные – до пят достают. А крылышки – мушиные.