Большая игра Слепого
Шрифт:
Заполняя одни повестки, призывник злорадно ухмылялся, другие приводили его в уныние.
– Долго ты еще копаться будешь?
– Сейчас, товарищ полковник, больше половины уже сделал.
И вот, наконец, последний листок бумаги перешел из левой стопки в правую.
– Готово! – радостно доложил призывник.
– Разнесешь по квартирам и завтра корешки с подписями вернешь мне. Все понятно?
– Так точно!
Парень пулей вылетел на улицу и тут же понял свою ошибку. Прежде, чем выходить, следовало рассортировать повестки по улицам, по номерам домов.
Теперь
В конце концов, войдя в телефонную будку, парень справился с непослушными листками, рассортировал все повестки и отправился по указанным адресам. Но выполнить поручение военного комиссара оказалось не так просто, как представлялось ему поначалу. Большинство адресатов уже знали, что за ними охотится военкомат, поэтому сами к двери не подходили. Открывали их матери, сестры, отцы.
– Валерий Иванов здесь живет? – спросил призывник, когда дверь очередной квартиры приоткрылась.
– А что вам надо? – неприветливо поинтересовалась выглянувшая в щелку женщина в годах.
– Я из военкомата.
Дальше слушать его не стали:
– Ну и идите своей дорогой, – дверь захлопнулась.
– У меня повестка, я вручить ее должен! Под роспись!
За дверью затихли удаляющиеся шаги. И хоть молоти в нее, хоть стучи ногами – никого не дозовешься.
– Ладно же, – призывник съехал на лифте и остановился у почтовых ящиков.
С большинства из них были сорваны дверки, уцелевшие же косо болтались на петлях. В этом доме уже давно никто ничего не выписывал, а письма в век повальной телефонизации имели обращение не большее, чем советские деньги.
«Мне же полковник голову оторвет!» – с повесткой в руках призывник стоял в темном подъезде, не зная как быть.
Если бы только один такой случай! Но бедолага предвидел, что впереди его ждет целая эпопея с дверями, которые не хотят открывать, с призывниками, которые отказываются подписать корешки повесток, а может.., может, еще и морду набьют.
Наконец призывник самостоятельно дошел до решения, к которому приходили все его предшественники. Он достал ручку, поставил малопонятную закорючку на корешок, оторвал его, сунул в нагрудный карман куртки, а саму повестку, сложив вдвое, пристроил в искореженном почтовом ящике.
Дело пошло повеселее: звонок в дверь, если адресата нет дома – то никаких уговоров. Собственноручная подпись, выдуманная на ходу – и повестка ложится в почтовый ящик. Подпись не так выглядит, как в документах, но мало ли как расписываются в спешке!
Теперь призывник смотрел на тех, кто собственноручно брал повестки и расписывался, как на полных идиотов.
Попадая к знакомым, он советовал:
– Если что, скажешь, я тебя дома не застал.
Пачка повесток таяла на глазах.
«Пусть комиссар, если ему приспичило, берет солдат с автоматами и ходит по домам. Да и то черта с два он соберет тех, кто не хочет идти в армию».
В двух квартирах за хороший совет – написать на корешках, что сын находится в отъезде – призывнику налили коньяка, поэтому
– Борис Элькинд, – прочел призывник в повестке и заулыбался, вспомнив носатого кудрявого одноклассника, у которого всегда списывал математику.
Боря Элькинд отлично учился и все одиннадцать лет был вывеской их класса. Несмотря на крепкое телосложение, выглядел этот парень достаточно смешно. С его лица никогда не сходила блаженная улыбка, какой улыбаются киноактеры-комики вроде француза Пьера Ришара: такому достаточно лишь появиться в кадре, не произнести ни слова, а зал уже заходится от хохота.
– Ага, и до тебя, Боря, добрались! – вздохнул призывник, вертя в руках повестку. – Ох, и не завидую же я тебе, если придется идти в армию. Хоть ты у нас человек веселый, компанейский, но шибко умных там ой как не любят, а горбоносых и кучерявых и подавно.
Хотя какие кудри, в армии всех под ноль быстро подведут…
Сочувствуя школьному приятелю, призывник поплелся к девятиэтажке, где жила семья Элькиндов.
Лифт вознес парня на последний, девятый этаж. Он не был здесь уже два года, но ничего не изменилось за это время. Та же обитая коричневым дерматином дверь, золотистые струны, натянутые между гвоздями с фигурными шляпками, большая кнопка звонка с подсветкой, поскольку лампочка в подъезде не горела отродясь – патрон с толстой фанерной прокладкой был прикручен к стене, и никаких проводов от него не отходило.
Мелодично пропиликал звонок за дверью. На сей раз призывник перестал быть просто разносчиком повесток, гонцом, приносящим плохую весть. Теперь он мог позволить себе иметь имя и фамилию – как-никак, не один год приходил сюда на правах старого друга.
Дверь открыла мать Бориса. Близоруко прищурившись, вглядывалась в царивший на площадке полумрак.
Постепенно из этого полумрака прорисовалось лицо пришедшего.
– А, Володя Купреев! – радостно признала она в возмужавшем парне худощавого подростка, наведывавшегося в их дом.
– Боря дома?
– Дома, дома. Что ж он мне не сказал, что ты придешь? И угостить-то нечем…
– А я и сам не знал, тетя Роза, что приду к вам сегодня.
Володя решил пока не говорить об истинной цели визита. Он долго блуждал по улицам, открывая в своем районе такие уголки, куда раньше никогда не забирался, устал и замерз, да еще, как назло, пошел дождь.
Ему хотелось как можно скорее оказаться в тепле и выпить если не рюмочку ликера или коньяка, то хотя бы чашечку горячего чая или кофе.
– Боря! – позвала мать, пропуская Купреева в квартиру.
Тот с омерзением сбросил с себя насквозь промокшую куртку, пригладил перед зеркалом мокрые волосы. Выглядел он не лучшим образом. Приоткрылась дверь в слабо освещенную боковую комнату. Возле окна, на письменном столе, мерцал голубым экраном компьютер.
– Володька! Здорово! – Борис просиял неотразимой улыбкой, пожимая влажную холодную ладонь друга. – Проходи, сто лет тебя не видел.
– Замерз как собака.
– Сейчас согреешься.