Большая интрига
Шрифт:
— Отлично! — воскликнул Лефор. — Вы слышали, Шерпрей? Наш монах досконально знает свое дело как в вопросе священнописания, так и в вопросе празднеств. Значит, за стол!
— Может, — подсказал священник, — не стоит терять из виду горизонт?
— Разве речь идет не о французах, приятель? — спросил капитан с насмешкой в голосе. — Чего нам опасаться соотечественников?
— Дело в том, что на страже три матроса, один из которых сидит в гальюне, и я считаю, что не будет лишним поставить наблюдателя на Марселе!
— Лейтенант, — сказал Лефор, — раз вы говорите,
Раздались два выстрела, и, словно сбегаясь на дележ добычи, флибустьеры сразу же собрались около коптильни. Держа сосуд в руке, отец Фовель собирался начать службу.
У священнослужителя был суровый вид, говорящий о том, что сейчас ему было совсем не до шуток, потому что он собирался приступить к крещению. Он терпеливо ждал, когда обученные им пираты построят женщин в ряд перед ним. Он ждал, держа в руке сосуд, наполненный солью крупного помола. Это была обыкновенная соль серого цвета, в которую он опускал пальцы свободной руки, словно молол ее и взвешивал на глаз.
Негритянок развеселила мысль, что они участвуют в столь необычной церемонии. Лефор обещал им не только по большому куску свинины, которую они обожали, но еще и приличную дозу рома. За исполнение этого обещания они готовы были креститься даже два раза, потому что они просто не понимали, чему радуются матросы, стоявшие вокруг них, так как они сами раздавали счастье, но счастье это было не духовного порядка, а более простое и понятное.
Когда матрос по прозвищу Сорви-Ухо закончил их выстраивать в соответствии с цветом кожи, а не росту, отец Фовель подошел к ним и пробормотал слова, которые их сильно рассмешили. Эти глупые девицы верили больше в кабаллистические заклинания своих колдунов, чем отцу Фовелю.
Впрочем, одна вещь придавала, по их мнению, некоторый авторитет этому человеку: два пистолета под сутаной, которыми он поигрывал то ли в растерянности, то ли желая припугнуть, но с таким огнем в глазах, что ни у кого не возникло больше желания улыбнуться.
Лефор, Шерпрей и другие флибустьеры стояли вокруг наставляемых. Всё эти люди, не знающие другой работы, кроме абордажа, стояли с абсолютно серьезным видом.
Отец Фовель попросил негритянок открыть рот и вместо того, чтобы просто посыпать немного соли на губы, он бросил в каждый широко открытый перед ним рот по горстке грубой слюдообразной соли.
Только когда им разрешили закрыть рот, все пятеро стали гримасничать и отплевываться с гневными возгласами.
Полные взаимного сострадания, они хлопали друг друга по спинам, вопили, что у них все горит во рту, к большой радости матросов, получающих в море так мало удовольствия.
Наконец Сорви-Ухо принес два сосуда с водой, и несчастные подумали, что наконец-то смогут затушить огонь во рту.
Но служитель культа дал им понять, что пить еще было нельзя, что они смогут досыта напиться позже, ибо, благодаря Богу, в трюме голландского корабля, взятого несколько дней тому назад, было столько питьевой воды, что несколько вспомогательных колониальных частей могли бы утолять жажду в течение года.
Сразу после этого, вместо того, чтобы смочить водой их лбы, он неожиданно вылил за шиворот двум первым девицам содержимое двух протянутых ему сосудов. Другим не пришлось долго ждать, потому что Сорви-Ухо уже сбегал к Арси и вернулся к коптильне.
Для них это было приятной игрой, и негритянки принялись смеяться над этим странным ритуалом, даже не подозревая, насколько он противоречил правилам религии. Впрочем, они думали только о жареной свинье, которую скоро должны были разрезать на части, и о вине, чтобы хоть как-то утолить жажду.
Когда последняя мулатка была облита, в воздухе раздались два ружейных выстрела.
Флибустьеры окружили только что крещеных девиц, вовлекая в хоровод, напоминающий оргию, ибо бедра и грудь негритянок тряслись в такт их прыжкам.
Лефор смеялся, глядя отеческим взором, как все веселились. Матросы уже начали прикладываться к вину. Оно было прохладным, потому что с утра его опустили в ледяную воду Арси. Когда каждый опустошил содержимое своего бананового листа, Лефор хлопнул в ладоши и объявил:
— А теперь поедим, господа, поедим!
Каждый сел там, где нашел место. Самые игривые рядом с одной из негритянок, начинающей беспокоиться, что ей придется отбиваться от мужских рук вместо того, чтобы поесть.
Наконец отец Фовель стал разрезать тушу свиньи. Люди передавали друг другу сосуды, в которые святой отец наливал вина. Когда все выпили, капитан приказал налить еще по одной порции малаги. Поднеся сосуд ко рту, он воскликнул:
— За нашего любимого короля, друзья мои!
Все хором подхватили:
— За нашего любимого короля!
Выпив, все набросились на свинину, обильно политую лимонным соком, посыпанную перцем и солью.
Трапеза длилась несколько часов.
Негритянки насытились первыми. Приходилось силой впихивать им в рот длинные ломтики свинины, с благочестием отрезаемые святым отцом. Когда они сопротивлялись, то кто-нибудь из флибустьеров подходил к ним и зубами отрывал выступающий изо рта кусок свинины. Всем было невероятно весело.
Как было принято в подобных случаях, вино никогда не пили маленькими глотками, и если один из приглашенных вел себя слишком робко, то Лефор заставлял его выпить полную чару мадеры — наказание, не применяемое к негритянкам, потому что в день их крещения они имели право на более уважительное отношение. Вполне возможно, что их берегли для других развлечений, о которых, впрочем, они наверняка уже догадывались по тому, как заигрывали с ними флибустьеры.
Но наступил момент, когда у самого Лефора уже не осталось ни сил, ни желания заставлять кого-либо пить или съесть еще кусок мяса. Его живот настолько округлился, что стал выпирать из-за ремня, а волосы на груди встали дыбом.