Большая интрига
Шрифт:
Двадцать пушек на правом борту «Принца Генриха IV» выстрелили одним залпом. Корабль окутало дымом.
Ля Шапелль, не покидавший своего поста, заметил над этим облаком, в котором еще порхали горящие частицы пороха, как взлетели вверх три верхних опоры, словно соломинки, унесенные сильным порывом ветра.
Он схватил пистолеты и стал стрелять, останавливаясь только для того, чтобы перезарядить их. Теперь выстрелы из мушкетов раздавались из-под нижних парусов «Принца Генриха IV». «Святой Лоран» вяло отвечал. То ли от страха, то ли от того, что лейтенант Бельграно не мог
В какой-то момент Шамсеней увидел Ля Шапелля, который исполнял на средней надстройке корабля какой-то дьявольский танец. Он солгал, потому что у него были целы обе ноги, что не мешало ему вопить, показывая с насмешкой на один из сапогов:
— Поднимайся ко мне на борт, капитан! Я приготовил для вас хороший выстрел из моей деревянной ноги!
Взглянув в сторону открытого моря, Шамсеней увидел следующее: «Бык», находящийся здесь для того, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости, поднял паруса и бежал от выстрелов, так как по нему тоже стреляли из пушек, установленных в носовой части «Принца Генриха IV».
Он увидел, что их покинули, и чувствовал себя растерянным. Шамсеней подумал, что его судьба только что определилась, и смело принял решение. Он посчитал, что если ему суждено погибнуть, то он, по крайней мере, погибнет вместе с этим флибустьером.
Он никому не сказал об этом. Да ему и не дали бы этого сделать, так как Дотремон, Ля Шикотт и Ложон бегали по палубе, подбадривая голосом и жестами храбрых матросов с его корабля. Он надеялся единственно на то, что встревоженная канонадой «Дева из порта Удачи» вернется и заставит умолкнуть этот страшный пиратский корабль, казавшийся неуязвимым.
Но на это ему нельзя было рассчитывать, так как «Дева из порта Удачи», видимо, была уже далеко, и все, включая и его самого, могли погибнуть до того, как она вернулась бы.
Он готовился умереть, как солдат, солдат, слепо подчиняющийся приказу, несмотря на собственное мнение.
Глава 5
У капитана Лефора
Прислонившись к вулканической бомбе, держа в одной руке трубку, а в другой кувшинчик вина, Ив Лефор смотрел, как вокруг начали появляться ночные тени. Кокосовые орехи на пальмах напоминали огромных грифов, задремавших в листве. Морские птицы исчезли. Вот-вот должна была наступить глубокая тьма.
Но в бухте Кей-де-Фер не было тихо. Добрая половина матросов «Пресвятой Троицы» приняла разумное решение поспать прямо в теплом песке пляжа, словно на матрацах. Остальные продолжали петь и кричать. Все запевали разные песни, и это пение было похоже на какие-то нестройные выкрики. Один пел о том, что ему хочется выпить, другой нежным и меланхоличным голосом пел песню о любви. Было просто поразительно, как люди ухитрялись спать в этой оргии непрекращающихся звуков. Правда то, что хорошая пища и горячительные напитки являлись для них самым лучшим снотворным. И, наконец, были еще флибустьеры, довольствовавшиеся небольшой дозой вина, которые продолжали гоняться за негритянками, крещенными утром, убегавшими от них в кусты.
Они
Побывав в колючих зарослях с одним, они возвращались к устью Арси, без сомнения, для того, чтобы подхватить нового воздыхателя, Там сидел какой-то меломан, наигрывающий местный танец на однострунном инструменте, а другой отбивал такт на барабане, а негритянки приплясывали, выделывая танцевальные фигуры, при этом припевая:
Танцуй календу!
Не капитан платит за негров,
Он заставляет их платить самих,
Чтобы устроить праздник!
Танцуй календу!
Танцуй календу!
Капитан устроил бал
Для негров.
Танцуй календу!
Танцоры прибегали при виде их соблазнительных телодвижений и трясущихся грудей, повторяя их движения живота при каждом барабанном ударе. Девушки танцевали с таким выражением лица, словно приглашали матросов совокупиться. Самые ловкие матросы, во всяком случае те, кто еще держался на ногах, делали высокий прыжок и падали у ног избранниц.
Одни отходили подальше, пытаясь поцеловать своих танцовщиц в затылок или в губы. Сначала они не сопротивлялись столь ясным предложениям, но в тот самый момент, когда матросы приближали к ним свои губы, они вырывались из их объятий. При этом они смеялись визгливыми, зазывающими голосами, которыми могут кричать только попугаи.
В этом спектакле, видимо, было что-то притягательное, так как вокруг собралось много зрителей, уже пресытившихся и утомленных, но которым доставляло видимое удовольствие смотреть на этот танец, опьяняющий их, как только что выпитое вино.
Некоторые хлопали в ладоши, сложив их таким образом, чтобы звук был сильнее и резче, чем крики негритянок: «Танцуй календу!»
Затем, словно вспугнутые выстрелом птицы, они разбегались по кустам. Это говорило о том, что, несмотря на внешнюю грубость, флибустьеры все-таки сохраняли приличия.
Господин де Шерпрей смотрел на эту картину с абсолютным безразличием. Совесть у него была действительно спокойна. То, что ответил ему отец Фовель на его уместное замечание относительно опасной близости двух противоположных полов, ободрило и успокоило его. Действительно, чистота — это внутреннее качество человека, а негритянки были внутренне чисты вот уже несколько часов, и, следовательно, не было ничего плохого в том, чтобы люди весело отпраздновали пять крещений, которые состоялись сегодня утром.
В это время монах бродил с видом человека, потерпевшего кораблекрушение, вокруг остатков жаркого. Держа в руке длинный острый нож, который он использовал утром при готовке, он то тут, то там срезал с костей свиньи остатки мяса и небольшие ломтики сала, оставшегося на панцире черепахи. Оставшегося мяса и сала хватило бы на то, чтобы насытить голодного людоеда, а у отца Фовеля был желудок, как у старой девы, который мог переварить все. Он опустошал также и калебасы, наполовину наполненные вином, недопитым флибустьерами.