Большая интрига
Шрифт:
Лефор с присущим ему красноречием еще долго разглагольствовал на эту тему, и Шерпрей удивился про себя, что на этот раз тот не заговорил обо всех капитанах, плавающих под знаменитым черным флагом: Монтубане, Барракуде, Ляпотри, к именам которых почти всегда прибегал Лефор, чтобы придать побольше веса своим аргументам. Но после того, как он сам повзрослел под флагом флибустьеров, он все реже и реже обращался к душам своих бывших командиров. Дело в том, что его имя вызывало в Мексиканском заливе такое же волнение, как имя любого из этих флибустьеров, особенно знаменитых своими кровавыми подвигами и храбростью.
Именно об этом думал помощник капитана, когда Трос вбежал в круг флибустьеров. По его словам, он бежал долго, ни разу не остановившись. Добежав до Гале, он сразу вернулся, едва взглянув на великолепный фейерверк, устроенный на море, о котором ему говорил Лефор.
Он сказал, что успел увидеть схватку двух кораблей, один из которых уже стал здорово давать крен на левый борт. Это была французская посудина, а не корабль капитана Ля Шапелля. По его мнению, было бы напрасным вмешиваться в эту драку, которая должна будет закончиться в пользу их товарища еще до того, как они успеют прибыть к нему на помощь. К тому же их присутствие на берегу не принесло бы никакой пользы матросам с фрегата «Принц Генрих IV».
Лефор с большим волнением выслушал гонца, и, когда тот закончил, сделал следующий вывод:
— Я верю в нашего приятеля Ля Шапелля. Этого человека не возьмешь ни горшком смолы, ни двадцатью большими пушками, ни, тем более, сотней мушкетов.
С этими словами он бросил Тросу мешочек с золотыми монетами и дал ему знак, чтобы он лег отдохнуть на песке. Флибустьер ответил, что ему надо немного времени, чтобы перевести дыхание, утверждая, что вскоре он сможет участвовать в бою, который он не пропустит ни за что на свете. Он даже признался, что именно поэтому он так быстро бежал на обратном пути.
Не успел он закончить, как с десяток флибустьеров одновременно громко и грубо выругались.
Движимые каким-то предчувствием, все повернули головы в сторону моря, и вскоре причина их гнева стала понятна.
Находясь еще довольно далеко, трехмачтовик бросил якорь. Его название было все еще невозможно разглядеть. Но несколько лодок уже стояли на воде под его пузатым корпусом. Люди спустились в них по веревочным лестницам и по порядку расселись по местам. Может быть, из-за большого расстояния казалось, что они проделали все это без единого звука. Но через какое-то время все поняли, что матросы, собирающиеся высадиться на берег, не хотели, чтобы их заметили, потому что как только две первые лодки отплыли от борта фрегата, флибустьеры ясно уловили мерные и мягкие гребки весел, шлепающие по воде в едином ритме.
— Даю чайник французского вина против ковша соленой воды, — прошептал Шерпрей, — что эти разбойники идут по направлению к «Пресвятой Троице».
Тут раздался прерывистый смех Лефора.
— Храни их Бог от этого! — сказал капитан. — Потому что на борту находится человек, который без всякого сомнения, скажет первым, что небо, если оно карает, начинает с того, что ослепляет того, кого оно хочет погубить; но я знаю этого человека: во всех
Шерпрей не ошибся: две первые лодки плыли к «Пресвятой Троице».
— Они захватят наш корабль! — сказал кто-то.
— Хотел бы я увидеть, как они это сделают! — ответил Лефор.
— Спорим! — предложил Шерпрей. — Чайник французского вина против пинты соленой воды.
— Ставлю! — подтвердил Лефор. — Но при условии, что я лично займусь капитаном.
— А как, капитан, вы узнаете его в такой темноте? — спросил с усмешкой Сорви-Ухо.
— Очень просто! Это должен быть какой-нибудь потаскун с лентами вокруг воротничка, с вышитыми манжетами на рукавах и со шляпой с рыболовную сеть с гусиными перьями.
— Договорились, — подтвердил Шерпрей, — как только мы увидим похожего человека со шляпой, которую вы нам обрисовали, мы тут же направим его к вам.
К своему большому удивлению флибустьеры увидели, что после того, как лодки подплыли к фрегату, люди, сидящие там, начали разговор с человеком, перегнувшимся через борт. Луч света, идущий резкой прямой линией серебристого цвета до самого горизонта, осветил в этот момент голову этого человека. По голому черепу, круглому и похожему в лунном свете на золотое яблоко, все сразу признали в нем отца Фовеля.
— Клянусь кровью Господа Бога, что мне очень хотелось бы знать, о чем это наш задрипанный братец договаривается с этими людьми! — воскликнул Лефор.
— Он продает нас! — ответил Шерпрей с издевкой.
— Видимо, не очень дорого просит! — ответил капитан. — Вы один, помощник, стоите больше, чем весь груз!
Лодки уже отплывали от борта фрегата, направляясь к берегу.
— Вот они и к нам плывут! — воскликнул кто-то.
— Приготовимся! — сказал другой.
— Осторожно, мои ягнятки, — приказал капитан. — Лучше сначала посмотрим, что будет делать наш отец Фовель.
Едва Лефор успел закончить, как пламя вырвалось из портика «Пресвятой Троицы». Столб воды, образовавшийся примерно в двух таузах от первой лодки, говорил свидетелям этой сцены, что достойный священник промахнулся.
Но отец Фовель, однако, не сильно огорчился этим. Три выстрела раздались в ночной тишине, и три ядра упали рядом с двумя лодками. Оттуда послышались нечеловеческие крики, несколько человек бросились прямо в воду, вероятно, подумав, что было прямое попадание в их лодку.
Со стороны фрегата Байярделя тоже раздались крики, но это были крики ярости, бешенства. На «Деве из порта Удачи» времени не теряли. После выстрела из большой пушки там поняли, что имеют дело с пиратами и что было напрасным делом начинать с ними переговоры. Но там также поняли, что большинство флибустьеров находилось на берегу. Конечно, их корабль было легко захватить, но надо было еще точно выполнить поручение капитана береговой охраны: он должен взять в плен флибустьерский экипаж.
Для этого еще несколько лодок быстро спустили на воду. Единым и быстрым движением — ибо теперь им не было никакого смысла стараться плыть бесшумно — матросы с фрегата занимали в них боевые места, держа под мышкой свои мушкеты, подвесив к поясам гранаты и сабли.