Большая книга стихов

Липкин Семен Израилевич

1986

В ПОЛЕ ЗА ЛЕСОМ

Иду в поля, со мной травинушка Или цветочный стебелек? "Нет, не цветок я, а княгинюшка, На мне венец, а не венок. Внесла я вклад в казну обители, Уединясь от дел мирских. Нас превратили погубители В существ лесных и полевых. Мы жили в кельях, но с веселостью, Светло на родине рослось. Но мир дохнул чумною хворостью, Мы были близко, — нынче врозь. Одним путем пошла Маринушка, Другой для Аннушки пролег. А где ж монахиня-княгинюшка? Я — только тонкий лепесток. Но верю: мы друг друга вылечим, Вода пасхальная близка. Мы

сорок жаворонков выпечем Для мучеников сорока! И пусть я даже стала травушкой, Но вы со мной, опять со мной. Не погубили нас отравушкой, Спаслись от хворости чумной. Зову я: "Это ты, Маринушка? Ты, Аннушка, цела, жива?" Лишь плачет надо мной осинушка, Кругом — земля, цветы, трава".

1985

НА ИСТРЕ

Не себя нынче звезды славят, Засветясь в предпраздничный вечер, — Это кроткие ангелы ставят Перед Божьей Матерью свечи. И когда на неделе вербной Звездный свет до земли доходит, Не гараж со стеной ущербной, Не пустое село находит, А исчезнувший сад монастырский — Сколько яблок созреет сладких! На продажу — калач богатырский, Мед в корчагах и масло в кадках. Возле фабрики тонкосуконной Слобода построилась быстро, И не молкнет гул семизвонный Над бегущей весело Истрой. На монахинь глядит Приснодева — Кто в саду, кто стелет холстину — И узревшему землю из хлева Выбирает невесту сыну.

1986

"Я забыть не хочу, я забыть не могу…"

* * *

Я забыть не хочу, я забыть не могу Иероглифы птичьих следов на снегу, Я забыть не могу, я забыть не хочу Те ступеньки, что скользко сползали к ключу. Не хочу, не могу эту речку забыть, Что прошила снега, как суровая нить. Я забыть не хочу, я забыть не могу Круг закатного солнца на вешнем лугу. Я забыть не могу, я забыть не хочу Эту сосенку, вербную эту свечу. Только б слышать всегда да и помнить всегда, Как сбегает с холма ключевая вода.

1986

ПРИМЕЧАНИЕ К ФОРМУЛЕ ЭЙНШТЕЙНА

Мою кобылку звали Сотка, А привела ее война. Светло-саврасая красотка, Она к тому ж была умна. Ни разу ночью не заржала В станицах, где засел чужой, А надо было, так бежала, Как будто брезгуя землей. Прищурив глаз, орех свой грецкий, Она подмигивала мне, — Мол, понимает по-немецки В зеленотравной западне. Верхом на ней, светло-саврасой, Я двигался во тьме степей, Но был не всадником, а массой, Она — энергией моей.

1986

СОБОР

Не в зеленом уборе Вижу землю мою А в зеленом соборе Я молюсь и пою И ведь не апостол, И зовет не левит, — Сам внутри себя создал То, чем жить надлежит. Ум и сердце очистив Он сует и нытья, Слышу проповедь листьев И псалом соловья. Я в зеленом соборе Узнаю, что опять Губит Черное море Фараонову рать; Что зажав свой пастуший Посох в смуглой руке, Вновь идет, как по суше, Человек по реке. Домотканой рубахи Чуть намокли края, В чудном трепете птахи, Воды, ветви и я.

1986

"Я иду среди лесного гама…"

* * *

Я иду среди лесного гама, Листья то цепляются, то жгут, Комары, как нищенки у храма, С тайной злостью плачут и поют. Согнут столбик давнего замера, Где-то рвется птичий голосок Да

еще вдали везут с карьера Грузовые чудища песок. Я ли после двух больниц шагаю Мокрою, извилистой тропой, На ходу бессвязное слагаю, Самому себе теперь чужой? Это я ли, пятигодовалый, Гордый разуменьем букваря, Видел садик около вокзала И приезд последнего царя? Я ли дрался под водою в споре С драчуном таким же, как и я, За монетку, брошенную в море Юнгою с чужого корабля? Я ли смерти, может быть, навстречу Шел в степной ставропольской ночи, И насторожен нерусской речью, Прятался в густых стеблях бахчи? Я ль немолодым назвал впервые Женщину возлюбленной женой? А во мне, со мной мои чужие, Я живу, пока они со мной.

1986

"Потомства двигая зачатки…"

* * *

Потомства двигая зачатки, Лягушек прыгают двойчатки, Снег мочит редкую траву, Поют крылатые актеры, А к ним взлетают метеоры — Так бабочек я назову. Милы мне бабочки и птицы! Я тот, кто вышел из больницы, Кто слышит, как весна идет, Но помнит знаки жизни хрупкой — Связь неестественную с трубкой, Свой продырявленный живот. Я вам обоим благодарен: Тебе, что ярко мне подарен, Мой день, поющий все звончей, Тебе, что света не видала, Что триста дней со мной страдала И триста мучилась ночей.

1986

"Чистое дыханье облаков…"

* * *

Чистое дыханье облаков Цвета трав, уже зеленоватых, Но смущенных, будто виноватых В грязной рвани, в ржавчине судков, В загородных — за зиму — отбросах. Но еще дано листам травы Весело купаться в летних росах И занять у неба синевы. Да и я свободен пить из вешней Чаши этой средней полосы. А еще вкусить бы воли внешней, Пусть не больше капельки росы.

1986

РОДНИК

Где часовня белела Издалека, Божья матерь скорбела У большака. И от слов ее горьких В роще возник, Отзвенев на пригорках, Чистый родник. Проезжали подводы, Слышался скрип, Проникавший под своды Пахнувших лип. Все пылилось, гудело, Пело, цвело, А часовня белела Бело, бело. И сраженье гремело, И войско шло, Божья Матерь скорбела Светло, светло. Чад цыганской жаровни Возле куста От подножья часовни Полз до креста, А зимой выла рядом, В гуще снегов, С человечьим укладом Бытность волков. И молитвы, и толки — Вечная смесь. Но сильней стали волки, — Только ли здесь? Божью Матерь втоптали В пыль, но в пыли Утоляла в печали Печаль земли. Где часовня? Где запах Срубленных лип? Гибнет свет в волчьих лапах Или погиб? Нет, родник не желает Больше не быть, Плачет мать, утоляет Пришедших пить.

1986

СКОРБЬ

Я не знаю, глядя издалече, Где веков туманна колея, Так же ли благословляла свечи В пятницу, как бабушка моя. Так же ли дитя свое ласкала, Как меня моя ласкала мать, И очаг — не печку — разжигала, Чтоб в тепле молитву прочитать. А кому Она тогда молилась? Не ребенку, а Его Отцу, Ниспославшему такую милость Ей, пошедшей с плотником к венцу. Так же ли, качая люльку, пела Колыбельную в вечерний час? Молодая — так же ли скорбела, Как теперь Она скорбит о нас?