Большая скука
Шрифт:
Часы на башне городской ратуши громко и торжественно отбивают семь, когда я среди туристов и зевак медленно прохожу мимо «Тиволи». Человек в клетчатой кепке и с дорожной сумкой авиакомпании САС на месте. В какую-то долю секунды мы обмениваемся взглядом, и после того, как по положению сумки я установил, что человеку в кепке мне сообщить нечего, шагаю дальше.
Сделав еще шагов десять, едва не сталкиваюсь нос к носу со знакомой компанией в полном составе: Сеймур, Грейс, Дороти, Хиггинс и Берри.
– А, вы уже побывали в «Тиволи»? – с укором восклицает
– Вовсе нет.
– Тогда пойдемте с нами!
Присоединяюсь к шумной компании, шумной только благодаря Дороти. Берри пристраивается к очереди в кассу, чтобы взять входные билеты, а через минуту другую мы уже на территории «Тиволи», этой ярмарки развлечений. Проходим мимо летнего театра, напоминающего китайскую пагоду, некоторое время стоим у фонтана, чьи водные сполохи сопровождает мелодия городского оркестра, наведываемся к искусственному озеру, где и смотреть-то нечего, и некоторое время разглядываем детскую карусель.
– Отметьте в своем блокноте, что вы побывали и в «Тиволи», – бросает Сеймур Дороти. – И больше нам тут делать нечего.
– Как нечего? А рулетка? – возражает почти возмущенная Дороти.
– Не помешало бы немного перекусить, – робко предлагает Берри, вытирая невысыхающий пот на лбу.
– А вам бы только жрать, дружище, – кисло бормочет Сеймур.
Но так как мы уже оказались против какой-то пивной и так как Берри и Хиггинс уже направились к свободному столику, Сеймур неохотно плетется за ними. Официантка в белой кружевной наколке и белом передничке одаряет нас приветливой улыбкой.
– Что вам угодно?
– Я бы взяла сандвич, – опережает всех импульсивная Дороти. – Датские сандвичи очень славятся.
– Сандвичи? – хмурится Сеймур. – К ним ведь прикасаются руками… и наверняка не совсем чистыми…
– Вы все видите с худшей стороны, – замечает Дороти.
– Сиречь с реальной, – равнодушно уточняет Сеймур. – Одной рукой держат ломоть хлеба, а другой пришлепывают кусок ветчины.
– Перед этим ненароком уронят ветчину на пол, – вставляет Грейс.
– Вполне возможно, – невозмутимо кивает Сеймур. – Я лично возьму бифштекс.
– К нему тоже прикасаются руками, – поддевает его Дороти.
– Но перед тем, как его ставят на огонь. А после этого он слишком горячий и к нему не прикоснешься.
– И на чем же остановимся? – напоминает о своем присутствии официантка; до сих пор она спокойно наблюдала за нами с видом человека, повидавшего на своем веку немало идиотов.
Хиггинс заказывает для Сеймура бифштекс, а для остальных – сандвичи и пиво. За столом наступает неловкое молчание, как всегда бывает, когда внезапно прекращается какой-то спор. Лишь после того, как принесли пиво и Хиггинс пригубил свою запотевшую кружку, он нарушил тишину.
– В сущности, в этом «Тиволи» не так уж плохо…
– А что в нем хорошего? – не дослушав Хиггинса, возражает Сеймур, выплюнув окурок и потянувшись за кружкой. – Я давно заметил, что больше всего люди скучают в увеселительных местах. Но поскольку места эти увеселительные
– Может, они это делают в силу воспитанности, чтобы своей скучной физиономией не портить удовольствия другим, – тихо говорит Дороти.
– Если вы имеете в виду меня, дорогая, то я действительно недостаточно воспитан в духе лицемерия, – мягко замечает Сеймур.
– О, я говорю вообще…
Сеймур, очевидно, собирается как-то прокомментировать это ее «вообще», но тут появляется официантка с большим подносом.
Мы закусываем в полном молчании, если не считать одобрительного замечания Берри по поводу сандвичей и того, что Хиггинс еще дважды потребовал пива. Наконец мы встаем, и Дороти, восстановив свои жизненные силы, заявляет:
– А теперь пойдем попытаем счастья в рулетку!
Сеймур хотел было сказать, что он воздерживается, но решил, очевидно, что противиться женскому капризу означало бы не уважать себя. Предводительствуемые Дороти, которая сегодня в серебристом костюме и могла бы именоваться дамой в сером, мы направляемся к ближайшему игорному павильону.
Рулетки в павильоне не оказалось, зато ротативных машин больше чем нужно. Дюжины две игроков обоего пола тренируют свои бицепсы, дергая тяжелые рычаги; приводимые ими в движение диски аппаратов бешено вращаются с металлическим звоном и замирают в определенной комбинации. Вообще ротативки – главная притягательная сила в этом увеселительном парке, поскольку почти никаких иных развлечений, кроме азартных игр, здесь не найти. Игра тут, верно, пустяковая, если иметь в виду выигрыши, зато, если человек среднего достатка, пришедший сюда отдохнуть после работы, многократно «прогорает», это довольно-таки ощутимо бьет по его карману.
Обе наши дамы – и в сером, и в черном – покупают в кассе по горсти никелевых жетонов и направляются к двум свободным ротативкам, а мы, мужчины, продолжаем оставаться у входа и, дымя сигаретами, издали наблюдаем за единоборством человека с машиной. Дороти в самом начале захватывает азарт, и чем больше она проигрывает, тем запальчивее ведет игру. То резко рванет ручку, то приводит ее в движение мягко, осторожно, как бы стараясь нащупать секрет этого устройства, вся хитрость которого сводится к тому, чтобы восемьдесят процентов поступлений оставлять в бункере. Грейс, наоборот, опускает жетоны с полнейшим равнодушием и с тем же равнодушием нажимает на рычаг, словно сама она придаток машины.
– А вы не хотите попробовать? – смотрит на меня Сеймур.
– Неинтересно играть при такой мизерной ставке.
– Верно, – подтверждает Берри, заливающийся потом. – Играть так уж играть..
– Игра! Что это за игра? – хмурит брови Сеймур.
– Так ведь… игра, она во всем… Вся наша жизнь – игра…
– Оригинальная мысль. Вы случайно не изучали теорию игр Борелла и Неймана?
– Меня интересуют не математические теории, а психологические факторы, – отвечает несколько задетый Берри.