Большая судьба
Шрифт:
– Эй, отчаливай, неча ждать. Отчаливай!
Завидя горного генерала, народ молча расступился, и тройка, стуча копытами по деревянному настилу, проскочила на паром. Аносов с нескрываемым любопытством разглядывал паромщиков. Крепкие, коренастые мужики, упершись ногами, с натугой тянули толстый канат, поднимая плот вверх по течению. Поражали силища и энергичные загорелые лица. "Только таким богатырям и под силу бороться с Обью!" - с восхищением подумал Павел Петрович. Паромщики работали дружно. Река сносила паром, но человеческая сила не уступала.
– Дружней, дружней, ребятушки!
Над величественным водным простором вставал город. Издали прочертились прямые улицы, над запрудой поднималась луковка церкви, рядом - белые каменные здания, а за ними темные деревянные домишки, выстроенные по ранжиру. По крутому берегу Барнаулки в гору поднималась черная дорога, а по ней тянулся бесконечный обоз с громадными черными гробами. Аносова поразило это мрачное зрелище среди ликующей природы. Зеленели заречные луга, шумел приобский бор, кричали птицы; всё - и яр, и река, и леса было озолочено сияющим солнцем, и вдруг на фоне этого - тягостные неуклюжие черные гробы.
– Что это?
– недоумевая, спросил Аносов рослого старика.
– Аль не знаешь, батюшка?
– в свою очередь удивляясь, ответил паромщик.
– Да это угольный обоз. Короба угольные, почитай, сажень высотой, и всё наполнено доверху. Чернять одна, от сажи и не прочихаешься. Гляди, и дорога от угля-то черная. Весь лес кругом пожгли. Всё жрет завод! Ой, батюшка, он у нас ненасытный!
– Мужик повел серыми глазами, показывая на берега.
– Гляди, весь бор повывели-поистребили. Строевые сосны под топор валят да в ямах на уголь жгут; на глазах гибнут леса. Э-эх!
– тяжко вздохнул он и смолк.
– А разве каменного угля на Алтае нет?
– спросил Аносов.
– Ведь писали о том, что открыли залежи его.
– Эх, барин, мало ли чего писаря настрочат, - отозвался паромщик. Пишут одно, а на деле - другое! Попробовал тут один, а что вышло?
– Что же?
– пытливо уставился на него Павел Петрович.
Паромщик поплевал на широкие жилистые ладони и крикнул:
– Эй, паря, не замай, понатужься!
– Всем корпусом подавшись вперед, он со страшной силой рванул канат. Черный неповоротливый плот закачался на тихой воде. Глаза мужика озорно блеснули из-под косматых бровей. Он с насмешкой сказал Аносову:
– Аль не слыхал? Инженер тут один взялся за каменный уголь, так его живо отучили. Кончил тем, что запил горькую да потом и застрелился. Не при против рожна! Начальство не переспоришь!..
Паром подходил к берегу, паромщики засуетились, силясь причалить поудобнее. Вскоре кони снова загремели копытами, и тройка быстро потянула в гору. Широкая, пыльная дорога и в самом деле вся была усыпана угольным порошком. Уголь чернел всюду: он поднимался из-под колес густой едкой пылью, которая покрывала густую листву придорожных берез и въелась в черные брёвна строений. Многие дома были выкрашены в черный цвет. Это было практично, но наводило
Аносова тянуло скорее взглянуть на Барнаульский завод. Павел Петрович заметил его уже издали по высоким горам угля и сизому дымку, который тянулся в голубое небо. Вот и обширный заводский пруд, окаймленный ивами. Утренняя тишина наполняла город. Нарушая ее, гремя цепями, прошла на работу партия каторжных. Экипаж катился сейчас по широкой улице, на которой среди бревенчатых домов с причудливой резьбой изредка встречались и каменные. Миновали сонный бульвар, и, не останавливаясь у особняка горного начальника, кони промчались прямо к заводу.
Аносов вышел из коляски и остановился, пораженный открывшимся видом просторной площади, сооруженной в стиле ампир. Посреди нее высился строгий обелиск, сооруженный покойным Петром Козьмичом Фроловым в память столетия Барнаульского завода. Площадь обрамляли фундаментальные здания простой и вместе с тем пленительной архитектуры. Прямо расположился завод, огражденный чугунной решёткой. Павел Петрович подошел ближе и с удивлением увидел, что она была копией решётки Михайловского замка в Санкт-Петербурге.
Вот и двухэтажное каменное здание заводской конторы, около которого толпятся работные. Аносов неторопливо прошел в широкий вестибюль и сразу был встречен начальником Колывано-Воскресенских заводов, стройным пожилым горным инженером Соколовским. Учтиво проводил он прибывшего в свой обширный кабинет, в котором на столах и в шкафах были разложены образцы руд, расставлены макеты шахт и разные модели. Аносов внимательно осмотрел их и, не заметив образцов железа и сталей, разочарованно спросил:
– А где же образцы сталей?
Соколовский молча склонил голову, развел руками.
– Барнаул занят только серебром!
– тихо ответил он.
– А то, что сейчас вы осматривали, является частью горного музея, созданного трудами Петра Козьмича Фролова.
– Здесь есть музей!
– радостно воскликнул Павел Петрович.
– Нельзя ли его осмотреть?
– Может быть, ваше превосходительство изволит раньше отправиться на квартиру и позавтракает, - предложил начальник завода.
– Завтрак потом, а сейчас - в музей!
– настойчиво повторил Аносов.
В сопровождении Соколовского он отправился в залы, где размещались интересные минералогические образцы, ботанические и зоологические коллекции.
– В сем музеуме собраны модели и макеты горных машин, кои созданы трудами наших людей, - рассказывал начальник завода.
– Тут вы изволите видеть модель двигателя Ползунова, а вот модель "Змеевой горы" и машин Фролова...
Аносов быстро повернулся к модели "Змеевой горы". На ней были хорошо видны все рудничные сооружения и механизмы, изобретенные Козьмой Дмитриевичем Фроловым. Он долго и внимательно рассматривал их. Поражало остроумие сооружений, облегчавших труд человека.