Больше чем просто дом (сборник)
Шрифт:
— У тебя что-то многовато всего на лице.
Он старался говорить непринужденным тоном, и сестрица, ничуть не рассердившись, вскочила и побежала к зеркалу.
— Вовсе нет, — безмятежно сказала она, возвратившись за стол.
— Я полагал, — продолжал брат, слегка раздраженно, — что девушка накрашена в меру, если мужчина вообще не замечает, что она накрашена.
Сестра с матерью переглянулись и заговорили одновременно:
— Нет, Клэй, видишь ли… — начала Клара.
— В самом деле, Клэй, — вмешалась мать, — ты понятия не имеешь о теперешних мерках, поэтому не стоит критиковать. В наши дни модно краситься чуть ярче.
Клэйтон рассердился.
— И что, сегодня все дамы на вечеринке у миссис
Глаза Клары сверкнули.
— Да!
— Тогда я уверен, что мне там делать нечего.
Клара, готовая взорваться, поймала материнский взгляд и смолчала.
— Клэй, я бы хотела, чтобы ты пошел, — поспешно сказала леди Блэчфорд, — всем не терпится тебя увидеть, пока они не забыли, как ты выглядишь. И давайте сегодня не будем говорить о войне или о косметике.
В конце концов Клэй пошел на вечеринку. В десять за сестрой заехал какой-то младший морской офицер, а Клэй в одиночестве отправился следом в половине одиннадцатого. Получаса пребывания с него было довольно. Честно говоря, это был не бал, а невесть что. Он вспоминал приемы у миссис Северэнс ante bellum [116] — степенные, учтивые события, никаких распутников и гуляк, за исключением тех, кого просто невозможно не пригласить. Теперь здесь все как-то смешалось. Сестрица не преувеличила — чуть ли не все девушки были накрашены, как куклы. И это те самые девушки, которых он помнил охотницами на викариев, умевшими поддерживать длинные разговоры с серьезными молодыми людьми о благовониях и о надежности духовного сана. И те самые девушки, которые еще два года назад были чудовищно неженственны и говорили о танцах не иначе как о развлечении для слабоумных, нынче как одна пустились во все тяжкие. Он холодно потанцевал со многими из тех, кто восхищал его в юности, и понял, что не получил никакого удовольствия. Оказалось, что Англия только в его воображении оставалась землей скорби и аскетизма, и, хотя нынешний вечер был далек от распущенности, он подумал о том, что тут царит низменная атмосфера наигранного веселья, а не возвышенный дух сурового спокойствия. И даже здесь, под резным позолоченным потолком у Северэнсов, обстановка скорее напоминала танцплощадку, чем благородный бал, гости приходили и уходили почти без церемоний, и, что самое удивительное, при избытке молодежи не хватало людей более зрелых. Клэй заметил нечто особое в выражении девичьих лиц — какое-то воодушевление пополам с безрассудством, именно оно угнетало больше всего.
116
Букв. до войны (лат.) — период истории страны, народа или региона до некоего грандиозного события или потрясения.
И вот когда он это осознал и уже почти собрался уходить, приехала Элинор Марбрук. Клэй жадно впился в нее взглядом. Она нимало не поблекла — совершенно! Ему показалось, что Элинор не так сильно накрашена, как остальные, и стоило им заговорить, он ощутил, что в ее холодной красоте можно найти убежище, привычное его прежнему кругу. Но даже тогда Клэй чувствовал, что она отличается от других лишь степенью, но не качеством. Конечно же, он передумал уходить, и час пополуночи застал их рядом, они сидели в стороне от всех и наблюдали. Гости постепенно расходились, теперь казалось, что остались только военные и девушки. Даже сами Северэнсы казались неуместными, сидя в своем углу и развлекая разговорами юную парочку, которая явно предпочла бы уединение.
— Элинор, — спросил он, — как получилось, что все выглядят такими, ну, распущенными, такими неопрятными?
— Ужасно бросается в глаза, правда? — согласилась
— И всем, похоже, безразлично, — продолжил он.
— Да, никому нет дела, — подтвердила она, — но, милый мой, не можем же мы вот так сидеть и судачить о хозяевах дома. А что ты обо мне скажешь? Как выгляжу я?
Он оглядел ее придирчивым взором:
— В целом, я бы сказал, что ты сохранила свою красоту.
— Нет, мне это нравится, — она укоризненно вскинула брови, — ты говоришь обо мне так, словно я старая замшелая кокетка, только что пережившая очередную семейную драму.
Возникла пауза, а потом он спросил ее прямо:
— А как же Дик?
Она сразу посерьезнела:
— Бедный Дик… Кажется, мы были помолвлены.
— Кажется? — изумился он. — Да это же было ясно как день, и наши семьи знали. Я сам ночей не спал от зависти к моему счастливчику-брату.
Она рассмеялась:
— Что ж… мы действительно считали, что помолвлены. Если бы не война, мы были бы уже благополучно женаты, но вот, будь он все еще жив сейчас, в теперешних обстоятельствах я даже не уверена, что мы обручились бы.
— Ты не любила его?
— Ну… Понимаешь, вероятно, дело не в этом. Возможно, он женился бы не на мне, и я, возможно, вышла бы не за него.
От неожиданности он вскочил, и ее предупредительное «ч-ш-ш!» едва удержало его от возгласа изумления. Пока он справился со своим голосом и смог говорить, она ускользнула танцевать с каким-то штабным. Что она имела в виду? — за исключением того, о чем проговорилась в минуту эмоционального возбуждения, — но ему невыносимо было думать об Элинор в таком ключе. Наверное, он чего-то не понял, он должен переспросить. Нет-нет, разумеется, говори она правду, это не звучало бы так обыденно. Он наблюдал, как она танцует. Объятие слишком близкое — блестящая каштановая прядь ее волос почти лежит на плече этого штабного, Элинор что-то говорит ему, и ее оживленное лицо всего в трех дюймах от лица кавалера. И эти частности с каждой минутой все больше восстанавливали Клэя против общего положения вещей.
Они снова потанцевали вместе, а потом она схватила его за руку, и, прежде чем он сообразил, что она задумала, они уже попрощались с хозяевами и мчались куда-то в лимузине Элинор.
— Эта машина тринадцатого года — можешь себе представить, что ездил бы на четырехлетней колымаге до войны?
— Жесточайшая нужда, — иронически усмехнулся он. — Элинор, я хочу поговорить с тобой…
— А я — с тобой. Затем-то я тебя и увезла. Где ты живешь?
— У своих.
— Что ж, тогда поедем на вашу старую квартиру на Гроув-стрит. Она же все еще твоя?
Не дожидаясь ответа, она назвала шоферу адрес и, откинувшись на подушки в углу салона, улыбнулась своему спутнику.
— Зачем, Элинор? Мы не можем там… разговаривать…
— Там прибирают? — перебила она его.
— Раз в месяц, кажется, но…
— Этого достаточно. В самом деле, очень некстати, когда по всей комнате валяется одежда, как это обычно бывает в холостяцких берлогах. Мы с Гертрудой Эванс были на отвальной у полковника Хотсейна, так там прямо на полу посреди комнаты я заметила — э-э, кошмар — всякие предметы туалета, а поскольку мы пришли первыми, то нам…
— Элинор, мне это неприятно, — решительно оборвал ее Клэй.
— Я знаю, что неприятно. Вот потому-то мы и едем к тебе на квартиру, чтобы поговорить. Господи, неужели ты думаешь, что кого-то сегодня волнует, где именно разговаривать, если только это не телеграфная вышка и не причал у моря?
Автомобиль остановился. Прежде чем он успел высказать очередное возражение, она вышла из машины и взбежала по ступенькам, объявив, что так и будет стоять и ждать, пока он не придет и не откроет дверь. Делать нечего, он пошел следом и, поднимаясь по ступенькам, слышал, как она тихо смеется над ним в темноте.