Больше Ничего

Богданов Сергей

С той же в свою очередь все было совсем нехорошо; судя по тому как у девушки заметно задрожали губы, которые к тому же растянулись в чудовищное подобие кривой улыбки, надвигалось на Таню что-то недоброе.

– А что делать?
– Чуть слышно произнесла она, вызвав у немолодой тетки удивленный и одновременно пренебрежительный взгляд.

– Ну скажите хоть, тут другие автобусы часто ходят?
– Вновь умоляюще спросила Таня, так и не дождавшись ответа, - ну, чего вы молчите?

– Садись на остановку, жди, - последовал безразличный отклик, - кто-нибудь приедет.

– Да почему вокруг никого нет то!
– Таня и сама не заметила как ее голос начал набирать силу, причем зазвучал он, не сказать что сильно приятно. Может быть из-за того, что она даже и не вспомнила бы скорее всего, когда вообще в последний раз разговаривала на повышенных тонах, вместо своего традиционного шелестящего лепета.
– Где мы вообще?

Кондукторша уже открыла рот и, судя по не меняющемуся

на нем холодному выражению лица, вполне собиралась сказать что-нибудь вроде "я тебе карта что-ли", но Танечка ее опередила, разрыдавшись просто навзрыд. Реагировать теперь на все происходящее вокруг безобразие как-то по другому, у нее уже просто не осталось сил. Да чем она вообще все это заслужила? Одна, не пойми где, всем плевать, этот Данила который взялся неоткуда и так же в никуда растаял в воздухе, что это, собственно говоря, за чертовщина? Слезы хлынули ручьем, так она уже наверное давно не плакала, уж пару лет точно, после отвратительной школьной истории, когда ей устроили обструкцию собственные одноклассники и мечта по-человечески закончить школу, накрылась. Тогда казалось жизнь начинает чернеть не успев начаться, проклятущее ПТУ впереди, серость, сумерки. Тане и подробностей вспоминать не хотелось, но ревела она тогда так, что даже обычно суровая мама, и та ее пожалела. Каждый выживает в этом мире по мере своих способностей и хитрости; Тане сейчас было жутко страшно и обидно, но где-то за начавшейся истерикой билась еще и легкая надежда, что этот чужой и неприятный человек перед ней, дымящий сейчас сигаретой, смягчится и вдруг волшебным образом предложит решение проблемы.

Отчасти это и случилось, но явно не совсем в той форме, на которую Таня в глубине души рассчитывала. Кондукторша действительно уставилась на нее сначала с легким удивлением, потом нахмурилась, а после нахмурилась еще больше.

– Ревом тут не поможешь, - постаралась она состроить строгую мину, но, кажется, Танечка отчасти своего добилась, беззащитный маленький ребенок, ну у кого сердце не оттает? Тетка выкинула дымящийся бычок и выпалила:

– Чего я тебе вообще сделать должна? Я же сказала, Гриша обратно не поедет.

– А куда вы сейчас?
– Вовсю еще всхлипывая, спросила Таня.

– В другую сторону. Сейчас подальше грамотеев заберем и в их НИИ поедем. Короче, теперь - мы служебный автобус.

Таня уже в который раз обвела взором окружающее пространство. За время их короткого диалога погода то ли удивительным образом стала хуже, то ли слегка шокированная Таня не сразу обратила внимание как под ее пальто забирается едкий холод. Вдруг перед ее носом пронеслась какая-то размытая белая точка, потом вторая, уже похожая на белое перышко. И стало понятно что пошел легкий снег. И действительно; жухлая, грязно-зеленая земля за пределами асфальта заметно побелела и стала выглядеть даже не так отталкивающе, но от этого не менее страшно. И на кондукторшу это обстоятельство вдруг оказало какое-то свое впечатление, она заметно смягчилась еще больше и кивнула головой в сторону открытых дверей автобуса;

– Иди обратно. Теперь уже все равно ничего не поправишь.

Таня, все еще хлюпая носом, посмотрела на нее с недоверием.

– А вы что, думаете и правда никто не приедет?

– Вот ты глупая. Ты здесь хоть одну машину видишь? Доедешь с нами - там видно будет. Все лучше чем здесь стоять. Впрочем, решай сама.

Тем временем раздался характерный звук хлопающей двери с другого борта, надо полагать водитель вернулся на свое место. И кондукторша, слегка отодвинув Таню, сделала несколько шагов и ухватившись за поручень грузно поднялась в салон. Заработал мотор, тут уж стало ясно, что ждать и решать чего-то времени больше нет; водилу, Гришу этого, никто ни о чем не предупреждал и двери с неприятным лязгом сейчас просто закроются. Да и чего тут можно было решить или к какому выводу прийти; что лучше, захлопнутся ли створки перед ее носом или за ее спиной? Она едва успела плюхнутся на свое прежнее место, как автобус двинулся дальше а кондукторша стянула с себя свою сумку, спрятала ее куда-то, за свое строго обозначенное для простых смертных пассажиров место, и от туда же извлекла длинную картонку, на которой Танечка мельком успела прочесть что-то вроде "НИИ ПРГтУМ" или "ПРТгУМ", какая разница, и выглядело и звучало это совершенно не обнадеживающе. Другая табличка с четверкой, была извлечена и заменена на эту вот тарабарщину. Хоть оказавшись внутри Таня немного и успокоилась; все же не на чудовищной остановке и в полном одиночестве теперь, тем не менее хорошего все еще было мало: а за окнами, в это время, разыгралась целая погодная трагедия. И от куда только целую снежную бурю надуло, даже не видно ничего, почти как в молоко смотришь. Но не успела девушка загрустить еще и по этому поводу, как транспорт опять резко затормозил и еще толком не остановившись, распахнул двери, правда теперь, только передние. Сразу задуло холодным ветром и Таня, еще раз, поразилась такой погодной аномалии; в жизни она не помнила, чтобы в самую холодную и мерзопакостную весну, хот раз обрушился такой снежный циклон. А там, за дверьми, ничего и не происходило и никого не было видно. Только

вихри из кружащихся снежных хлопьев; и все пространство, весь воздух будто присыпан снежной порошкой. Так они простояли почти целую минуту и судя по тому, что кондукторша никак не высказывала какого-либо неудовольствия или удивления, это ожидание было обычным делом и ей знакомо. Но тут, из снежной пелены, показалась фигура, едва различимая, что и неудивительно; потому, что приблизившись ко входу в транспорт, стало заметно, что этот некто облачен в длинный белый халат до колен. Танечке непонятно почему пришла в голову аллегория, которую она вроде где-то слышала - это халат несет в себе человека. Кажется кто-то так высказывался про их ректора и его старый, мешковатый костюм. И вот этот самый человек в белом, ухватился за поручень, поднялся по ступенькам, и даже не глядя на Таню, сел на одно из свободных мест. Реально - вот прям человек в белом лабораторном халате, еще совсем молодой, со светлыми волосами выстриженными род полубокс, из-за чего он смахивал на немца из фильмов о Второй мировой войне. Он был не один, но следующая фигура выплыла из белой полумглы уже когда первый опускался на сидение.

И второй пришелец мало чем отличался от первого, разве что не имел коротко выстриженного затылка и височной зоны, зато тоже светловолосый, и в таком же халате. Кстати, очень приятного на вид, Таня даже залюбовалась; настолько это был белоснежный цвет и при этом не резал глаза, а даже казалось отдает какой-то синевой. Одновременно, Тане все еще нисколько не нравилось происходящее и она испытывала почти жгучий страх, что кто-то из этих чужаков сядет рядом. Спасибо, один вот уже сел. Права, наверное, мама насчет мужчин-то. Немного комические фразы о том, что лучше бы она, мама осталась старой девой, тоже бывало звучали. Танечка раньше не совсем понимала что это значит, улавливая только общий смысл. А недавно поняла уже весь и честно признаться, немного обиделась.

Потом появилось еще двое, одновременно; эти даже тихо переговаривались и как будто специально уселись на то же самое место, где до этого помещалась пара хамов; Таня настолько вжалась в свое сидение, что даже не рискнула повернуть головы. И наконец внутрь проник последний белый халат, это стало понятно потому как створки за ним без промедления захлопнулись. И водитель снова не дожидаясь когда все рассядутся, тронул машину с места, впрочем этот удержался на ногах после резкого рывка, еще бы, настоящий великан. Таня не совсем была уверена, что очень высокий рост как-то влияет на координацию, учитывая что это тип был высок как каланча: ни широких плеч, ни громадных рук, он даже не был долговязым, просто очень высоким. Было хорошо видно, что его голова практически упирается в потолок из-за чего стоять ему приходилось слегка ссутулившись. Впрочем стоят он и не собирался, а очень даже быстро уселся, грузно опустившись на одиночное сидение - как вы думаете какое? Вот то самое, где до него сидел Данила - прямо напротив Танечки.

Та бессознательно попыталась вжаться в сидение еще глубже, она ужасно испугалась этого огромного человека напортив себя, реально очень крупного и самым неприятным было то, что он больше всего напоминал какую-то несуразно большую копию человеческого тела, вот как будто взяли - и всюду добавили, так, что все осталось пропорциональным, но бестолково, отталкивающе большим. Совсем рядом была голова - худая, слегка вытянутая и такая же большущая; с бледной белой кожей и почти совсем черными прямыми волосами, со спадающей на лоб прядью волос. Самое кошмарное, что эта голова повернулась в ее сторону и уставилась на бедную девушку своими синими глазами, точь-в-точь такого же цвета как у предыдущего пассажира, только теперь Танечка не секунды не млела, а испытывала почти сущий ужас и желание запищать как полуживая мышь. Ощущение было такое, словно она смотрит в два глубоких синих провала, а от туда ее что-то выжигает насквозь. А этот великан похоже обо всем без труда догадавшись, слегка наклонившись вперед, произнес:

– Боишься?
– Голос как и подобает оказался низким. Тут же Таня испытала то, что видимо называется "дежавю", потому как за спиной опять раздались смешки, разве что не такие мерзкие как прежде. Еще и голос послышался:

– Ты, Гаврила, девочку не пугай.

Названый Гаврилой посмотрел исподлобья за Танину спину и она как будто физически ощутила как некий невидимый стержень пролег между ее правым плечом и шеей, туда, где сидел кто-то из тех двоих, кто бросил эту реплику. Однако, сколь странное ощущение, у Тани просто перехватило дыхание; какое же красивое и пугающее лицо одновременно: она уже просто не могла отвести взгляд. И этот почти нелепый халат, совершенно белоснежный.

– Я не люблю когда меня так называют, - произнес густым голосом Гаврила, - так и отдает лаптями и запахом кислых щей.

– Ну так какая местность, так твое имя и звучит, - снова хохотнул кто-то сзади.

– Вы, коллега, не правы, - это заговорил самый первый белый халат, с немецкой стрижкой, он сидел сбоку от Тани - насчет местности - это уже определенно не актуально.

Видимо сидящий рядом с Таней великан тоже был такого мнения, потому что теперь снова вперил свой взгляд в весельчака у Тани за спиной, теперь наполнив его многозначительностью.