Больше Ничего
Шрифт:
– Молчу-молчу, - снова раздалось от туда, - наше дело маленькое. Но ты, все равно, не пугай ребенка сильно.
Этот самый Гаврила или не пойми кто, снова перевел свои синие глазищи на Танечку и недолго ее поразглядывав, произнес с плохо скрываемой усмешкой:
– А ребенок ли ты вообще?
Таня тихонечко всхлипнула, вдруг почувствовав себя ну настолько усталой от всего этого бреда происходящего вокруг, что хоть чувств лишайся. На нее и правда в один миг навалилась такая усталость, которая способна лишить человека элементарного чувства самосохранения. Она подняла на сидящего рядом свои карие глаза, и,
– Скажите, кто вы такие?
– О, ужас!
– Раздалось из-за спины, с тааа-ааким количеством ядовитого сарказма, - посмотрите на нее, она обо всем догадалась.
И залился смехом. Первый халат, Танечка заметила краем глаза, пожал плечами:
– А чего тут замечать - не замечать? Еще бы, такой бред вокруг происходит.
– Да кто вы?!
– Уже чуть не заскулила Таня, - что это вообще такое?
– Не ной, - сурово оборвал ее Гаврила, и она и правда мгновенно заткнулась, - тебе никто здесь не поверит.
Он наклонился еще ближе, и почти уже парализованная девушка подумала, что скорее всего она сейчас как минимум еще слегка и поседеет.
– Ну так что, - негромко спросил Гаврила, - может ты и правда обо всем догадалась? Я знаю, ты девочка неглупая.
– Честь по чести, - сказал тот что справа, - то что ты хлопаешь глазками и пытаешься всех разжалобить - в некотором роде, да, не твоя вина. Это своего рода защитный рефлекс свойственный людям, да и, впрочем, практически всем живым существам, включая клопов. Но ты не забывай, как у вас говорят - незнание законов не освобождает от ответственности.
– Что я должна понять?
– Залепетала Таня уже начиная глотать слезы.
– Строго говоря, он прав, - Гаврила кивнул головой в сторону - не твоя вина еще не означает что она не твоя. Нечего и правда хлопать тут глазками и думать что тебя погладят по головке, успокоят и дадут конфетку. То, что вообще с тобой разговаривают, считай тебе крупно повезло, успокойся, например, этим, если конечно сможешь. Хотя мне, совершено все равно.
– Ну скажите, - спросила Таня с неприятной гримасой на лице, хлюпая носом, - кто вы такие, что нам от меня надо?
– Это тебе вечно что-то было надо.
– Последовал сухой и одновременно суровый ответ, - сказано было вам - довольствуйтесь малым, страдания даются не просто так и вообще, испытания достаются по силам. А ты как себя ведешь, дура? Ты возомнила что насмотрелась всех страданий на свете. Родилась некрасивой, всю короткую жизнь прожила в унылой берлоге с полусумасшедшей, дурно пахнущей старухой и суровой мамашкой. А вот когда твоя бабка наконец умерла, перед этим измотав вам все нервы, так что же? Никак ты облегчения не почувствовала?
– Ай-ай, - донеслось из-за спины, все с тем же отталкивающим сарказмом -какое, однако, малодушие! Право, натуры тонко чувствующие, из-за вашего нытья на несовершенство мира, все беды, для этого мира, и приходят!
– А теперь ты еще ноешь и спрашиваешь что нам от тебя надо?
– Продолжал Гаврила слегка надсаживая голос, -да нам, собственно, от тебя ничего. То что ты просила - то и исполнилось.
– Но куда?
– Все, теперь уже плакала Таня, она говорила жутко искажая голос, почти завывая, как делает до глубины души обиженный, и невероятно потому расстроенный ребенок, - я знала что не нужно было сюда садится. Нужно было там, на остановке остаться.
– Интересно и что бы ты там делала?
– Вдруг раздался голос кондукторши, про которую Таня уже и забыла, - ха! Да ты даже не представляешь, что это за участь - вечно ждать. Такое и самым отъявленным мерзавцам не всегда прописывают.
– Ну что, - снова заговорил сидящий справа, - воспринимай это как своего рода подарок, каким бы чудовищным он тебе не показался. Ты хотела чтобы все изменилось - вот, пожалуйста, бог услышал тебя. Теперь все изменится и никогда твоя жизнь не будет такой, как прежде. Да и говорить "жизнь", теперь, мягко говоря, неуместно.
Танечка поглядела на соседа справа слегка ошарашенным взором, потом перевела свои вытаращенные глаза на того, что сидел перед ней и с совершенно искренним изумлением прошептала:
– Я не умерла.
По ее интонации не совсем было понятно, спрашивает ли она это или утверждает. Но справа от нее, белый халат пренебрежительно фыркнул.
– Как это не умерла, если очень даже умерла?
– Чушь это, конечно, отчасти, - подхватили сзади, казалось странным образом смягчившись, - конечно это не смерть. Ну, не в том понимании, в котором это могла бы обозначить ты. Просто считай что твой земной путь закончен, и пора уходить. Больше не будет страданий и несправедливости. А ты подумай, сколько бы их еще было бы впереди? Поверь, у тебя много; даже по скромным меркам, к тридцати гадам ты бы превратилась в откормленную свинку с эндокринными заболевания, принц на белом коне так бы и не прискакал, да и кому нужна низенькая, жирная дурочка с богатым внутренним миром, но без сисек? Даже если внутри тебя произошел Большой взрыв и родилась целая новая вселенная, никто и не заметит. Пора Таня, пора.
– А ты слышала такой анекдот, - это вновь послышалось справа, - где господь говорит одному законченному неудачнику - "ну не нравишься ты мне, не нравишься!" Ты вот не представляешь, насколько он все же близок к тому, что порой случается на самом деле. Ох этот Даниил, прилетит как птичка, крылышками помашет, нагадит и улетит. Что он там плел тебе про счастье-то? Послушай меня, я тебе проще объясню - вам всем ходить и разевать рот до ушей не полагается, что это вообще за счастье, когда счастливы абсолютно все? Или хотя бы большая часть? Когда масса страдает, те кому повезло, действительно повезло, ловят судьбу за хвост, получают желаемое, про таких говорят - "удача сопутствует". И ты к их числу, увы, не относишься.
– Но тебе повезло, - тяжелым голосом, который теперь казалось стал еще ниже, подхватил Гаврила, - не будет слез, болезней, бед и неудач. И даже предсмертных мук не будет. Можешь наслаждаться последней поездкой... да ты, судя по всему, не представляешь с кем ты вообще, сейчас разговариваешь. Можешь мне поверить, до вас, вшей, мы редко нисходим.
– Чем наслаждаться, - продолжала всхлипывать Таня, -пургой этой?
– Какой пургой?
– Спросил Гаврила, можно сказать что почти удивленно, но, на самом деле, совершенно равнодушно.